Продолжаем чтение глав из «Путеводителя по рашизму-путинизму» Олега Кудрина в публикации Укринформа.
В прошлый раз мы рассматривали непростую и малоизвестную тему – расовый подход, расизм в Российской империи. Сегодня продолжим ее, только уже на примере Советского Союза.
СССР: БОРЬБА С БЕЛЫМ РАСИЗМОМ, РАВЕНСТВО ЧЕРНОКОЖИХ
Придя к власти в 1917 году, большевики пообещали строить светлое и справедливое будущее. Мир, в котором не будет эксплуатации и всяческих предрассудков. Никаких – ни религиозных, ни национальных, ни расовых. А ради таких идеалов, поясняли они, временно придется побыть жестокими и голодными.
Действительно, в РСФСР было провозглашено, а позже в СССР подтверждено полное национальное и расовое равенство. И это производило огромное впечатление на иностранцев, прибывающих в «страну победившей революции», в Москву, в Петроград, на конгрессы и исполкомы Коминтерна. В особенности – на темнокожих активистов.
Их можно понять. Ведь в других европейских городах и странах, в государствах переселенческого капитализма белый расизм в те времена был явлением не просто распространенным, но и обычным. А здесь, в Советской России, их принимали, как равных, с подчеркнутым вниманием и радушием. Но… И тут стоит обращать внимание на фразы, которые тогда смотрелись забавно, а в нынешние времена – тоже кажутся элементом расизма, поскольку инструментально используют чей-то цвет кожи в собственных интересах.
Один из участников IV конгресса, представитель США Клод Маккей вспоминая о тех событиях, говорил, что «русские хотели видеть на Конгрессе типичного негра». В частности – в президиуме, рядом с председателем Коминтерна Григорием Зиновьевым. В принципе, это место мог бы занять официальный делегат Рабочей партии Америки / Workers Party of America (легальное крыло компартии США в 1921-1929 гг.) Отто Хьюсвуд. Но выяснилось, что тот не соответствует пропагандистским советским расовым идеалам.
Хьюсвуд, в отличие от Маккея, был всего лишь смуглым, недостаточно «черным», чтобы стать заокеанским лицом Коминтерна. При этом главой «негритянской комиссии» Конгресса был избран все же Хьюсвуд, как человек, имеющий политический опыт. А Маккей, культуртрегер, поэт, был полезен именно для обложки. Таким образом, антирасизм российских коммунистов изначально имел явный привкус прагматизма.
Хьюсвуд, Маккей, еще один деятель афроамериканский общественный деятель, выпускник Гарварда (вторая степень бакалавра с отличием) У.Э.Б. Дюбуа с восторгом описывали свои поездки по СССР. Но показательно также, что из этой троицы поклонником советской системы до конца оставался только Дюбуа (лауреат Ленинской премии мира 1959 года). Маккей и Хьюсвуд по-разному и в разной степени в ней разочаровались.
Вообще для советской пропаганды было выгодно появление в стране нескольких сотен чернокожих деятелей, которым оказывались социальная поддержка и особое вниманием прессы. Это была витрина антирасизма – в пику реальному в то время расизму на Западе.
НЕДОСТАТКИ ГРАФЫ «НАЦИОНАЛЬНОСТЬ» В ПАСПОРТЕ СССР
Когда большевики, правящие завоеванной наново страной из Москвы, поняли, что мировая революция не получается, они начали обустраиваться на той территории, что есть под рукой. При продолжающемся поначалу осуждении русского шовинизма и на контрасте с прежней имперской политикой Петербурга, советская власть оказывала поддержку национальным культурам, изучению языков разных этносов, была создана целая система художественных переводов.
Это представлялось полезным и в пропагандистском плане, поскольку вместо прежней жестко централизованной Империи новое государства внешне казалась союзом энного количества стран (союзных республик, а также автономий разного ранга), в которых развивается местная культура, что не мешало их совместному проживанию. И уж это виделось прообразом будущего всемирного союза множества социалистических республик.
Таким образом, категория национальности, понимаемой в этническом смысле, виделась основой новой модели государственного строительства. Так «национальность» стала обязательным пунктом в появившемся в 1932 году внутреннем советском паспорте. Но уже сам год введения данного документа в оборот (время построения административно-командной системы, выведение советского террора на качественно новый уровень) показывает, что делалось это, в том числе и с репрессивными целями. При этом паспорт получили только 50 млн из 160-милионного населения СССР (колхозникам они не выдавались). То есть в условиях коллективизации, Голодомора, раскрестьянивания села и притока рабочей силы в города и поселки, отсутствие паспорта само по себе было элементом репрессивной политики.
А начиная с 1938 года НКВД установил, что национальность больше не является свободным выбором гражданина, но определяется исключительно национальностью родителей. Иными словами этничность стала несмываемым маркером каждого человека. Соответственно – при том, что советская наука отрицала расовый подход (настолько принципиально, что заодно отбрасывала и генетику, склоняясь к нео/ламаркизму), она фактически вводила нечто вроде «расовой фиксации» человеческих качеств.
В течение 1930-годах в стране были развернуты массовые этнические чистки итдепортации. По некоторым подсчетами ими к 1938 году были затронуты 800 тысяч человек. Они касались в первую очередь тех этносов, которые имели свою государственность за пределами СССР. Это корейцы и китайцы – на Дальнем Востоке. В Европейской части страны – поляки, латыши, немцы, финны, эстонцы, греки и др. В период «Большого террора» конца 1930-х годов это называлось «национальными операциями» НКВД, с плановыми разнарядками по каждому
этносу.
Ну и нельзя не сказать отдельно о Голодоморе 1932-1933. В отличие от «национальных операций», в ходе его проведения этничность не помечалась. Но смертельный удар приходился по селу, которое при наличии русифицированных городов, было одним из важных хранителей идентичности. А если еще учесть что армейские кордоны в те годы выставлялись только по границам УССР и одновременно от голода страшно пострадали украинские станицы на Северном Кавказе, то разговор о геноциде украинцев абсолютно корректен.
Более того, можно было бы говорить и о геноциде в 1932-1933 годах казахов, калмыков. Но по политическим причинам, из-за боязни разозлить Кремль, в этих случаях такой же настойчивости в том, чтобы поднять данную тему, нет.
СОВЕТСКОЕ УЧЕНИЧЕСТВО У «МАЙН КАМПФ»? ВОЗМОЖНО, ДА
Еще одним важным фактором в том, как стремительно правящая большевистская партия теряла антишовинистическую и расовую «невинность» является одно событие 1933 года. После того, как Гитлер, нацисты пришли к власти в Германии, бывший лидер Коминтерна Григорий Зиновьев оперативно перевел «Майн кампф», снабдив его комментариями. Книга была выпущена ограниченным тиражом «для служебного пользования» руководства ВКП(б), начиная с самого Сталина. Личные экземпляры «нацистской библии» хранят пометки советских партийных деятелей, сделанные при чтении.
Перевод делался, вроде бы, для того, чтобы лучше понимать нового вероятного противника. Однако, судя по тому, как менялась кремлевская политика в последующие 20 лет, можно предположить, что эта книга оказала и самое прямое «педагогическое» воздействие. То есть, она заражала руководство Советской России расовым подходом, и прежде всего – антисемитизмом. Нельзя также недооценивать массовую расистскую и антисемитскую пропаганду на территориях СССР, оккупированных нацистами в 1941-1944 годах.
И это все «удачно» наложилось на возвращение Кремля к политике русского национализма. Если рассмотреть тост Сталина «За русский народ!», произнесенный на кремлёвском приёме 24 мая 1945 года, то в нем можно увидеть элементы все того же расового подхода. (Цитируется по газетному отчету).
«Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза».
Аналогия с немцами, как самой выдающимися представителями «арийской расы».
«Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны».
Аналогия с нацистским тезисом немецкой «расы господ», то есть тоже, в общем- то, руководителей.
«Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ (тут еще ближе к «расе господ», — О.К.), но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение». (В оригинале – «здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение»).
Перед тем в 1944 году была проведена депортация многих народов. Во многом по тому же образцу, что и репрессии и депортации 1930-годов (которые оправдывались тем, что какие-то народы могут сотрудничать с правительствами «своих» сопредельных стран). Но было теперь и нечто новое – в духе нацистского расового подхода – с приклеиванием «расам» устойчивых негативных психологических и нравственных характеристик. С мест своего давнего, исторического проживания выселялись, причем полностью, «под корень», так сказать, «внутренние народы СССР»: крымские татары, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы…
Ну и антисемитская «борьба с космполитизмом», которая началась в 1948 году с выходом на пик в ходе «дела врачей» (1952-1953), стала еще одним проявлением расового подхода, близкого к нацистскому.
СОВЕТСКОЕ СОЧЕТАНИЕ АНТИРАСИЗМА С НЕКОТОРЫМ РАСИЗМОМ
При всем том по многим показателям Советский Союз казался (и в чем-то был) страной, в которой продолжались традиции и антирасистской политики. В официальной риторике именно она была главной. К примеру, не то, что не запрещались, но пропагандировались межнациональные, межрасовые браки.
Считалось, что это укрепляет страну, которая в итоге придет к появлению единого советского народа, сформировавшегося на базисе «языка межнационального общения» – русского.
Но и тут стоит уточнить, что могли быть опасными подобные смешанные браки с представителями народов, репрессированных «расово, по крови» в 1944-1956 гг. В хрущевскую оттепель эти народы начали возвращаться домой, в места своего прежнего проживания. Однако и тут были показательные исключения. Крымским татарам воспрещалось возвращаться на Родину и после 1956 года! Это трагическая ситуация начала меняться только во время перестройки.
Что касается антисемитизма, то после смерти Сталина он перестал быть всеобъемлющим, несущим угрозу нового Холокоста. А превратился в устойчивый, стабильный советский антисемитизм с процентными нормами в вузах, частичным запретом на профессии и широко распространенной «низовой» ксенофобией.
Интересной была история с пропагандистским использованием антирасистской риторики в поддержку чернокожего населения. Она была устойчивой все время существования СССР. И внутри страны – достаточно эффективной. А на внешней арене по-настоящему эффективной только до конца 1960-х годов, когда сами демократические страны, включая США, повели борьбу с белым расизмом.
Впрочем, антирасистская риторика в СССР не отменяла «низового» расизма в отношении чернокожих. О нем говорили еще учащиеся «школ Коминтерна» в 1930- х. Был он и позже, что особенно четко проявлялось, когда во многие города Советского Союза приезжали в большом количестве африканские студенты. Их называли «черными обезьянами», «бездельниками», подвергали буллингу, советуя чаще мыться или поменьше загорать.
Советские власти старались замалчивать различные инциденты на расовой почве. Но это не всегда удавалось. Так в Москве после одной смерти вследствие убийства, которую «органы» объяснили алкогольным опьянением, произошли настоящие волнения, попавшие в международную прессу. 19 декабря 1963 года 500-700 африканских студентов, обучающихся в советских вузах, прошли по центру столицы с лозунгами «Москва – вторая Алабама», «Хватит убивать африканцев».
Расистская оскорбительная терминология, употреблявшаяся в отношении чернокожих, со временем стала широко использоваться на уровне неофициальной, низовой ксенофобии – в адрес представителей кавказских, центральноазиатских союзных республик, различных автономных республик, областей, округов.
КСЕНОФОБИЯ РЯДОМ С УВЕРЕННОСТЬЮ, ЧТО «МЫ ПРОТИВ РАСИЗМА»
Таким образом, Советский Союз в смысле расизма, расового подхода был крайне противоречивой страной. Его официальная антирасисткая программа и практика играли большую роль, не только на внутренней, но и на международной арене. Они подталкивали западные страны к преодолению расизма, утверждению равенства. Но одновременно в СССР во многих сегментах жизни существовала и ксенофобская практика, в отдельных случаях одобряемая на государственном уровне. И это глубоко укоренилось в советском обществе. Что важно – при параллельной уверенности, будто именно «Мы против расизма!».
В этом смысле полезно ознакомиться с работой американского исследователя Эрика Д. Вайца (1953-2021) «Racial Politics without the Concept of Race: Reevaluating Soviet Ethnic and National Purges / Расовая политика без расового подхода: Переоценка советских этнических и национальных чисток» (2002). … Основная ее суть ясна из названия. Но стоит ознакомиться с содержанием поподробней, почитать. На многих примерах, с привлечением и обобщением работ других ученых, Вайц убедительно подтверждает свои тезисы.
Хотя и тут есть, о чем поспорить с автором (увы, уже заочно). Например, когда Вайц говорит о «политизированном определении “украинского геноцида”» (вероятно, имея в виду последствия Голодомора). Но это не отменяет силы его анализа в целом.
В следующем материале мы закончим рассмотрение темы «Расизм в Российской империи – СССР – РФ», разберем проявления и инструментальное использование расизма в России после 1991 года.
(Продолжение следует)
Олег Кудрин, Рига.