Читаем главы книги «Путеводитель по рашизму-путинизму» Олега Кудрина в публикации Укринформа.
В прошедшем материале мы рассматривали, как подправлялась украинская часть биографии великого художника Ильи Репина в дореволюционной России, в СССР и в постсоветской РФ. И вслед за этим начали рассмотрение того, какое впечатление оказывают на публику самые известные, всенародно популярные картины мастера, которые мы определили как «изобразительные мемы». А также то, как самодержавная власть пытается подправлять впечатление, оказываемое такими полотнами. Первым примером стала работа «Иван Грозный и сын его Иван».
Сегодня продолжим рассмотрение на примере еще двух картин-мемов Репина – «Бурлаки на Волге» (1870-1873) и «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» (1880-1891).
Бурлаки на Волге
ИДЕЯ СОЗДАНИЯ «БУРЛАКОВ» И ВЫСОКИЙ ЗАКАЗЧИК КАРТИНЫ
Тема «бурлаков» захватила Репина не на Волге, а на другой реке, не столь великой, но зато столичной. В 1868 году он ездил с хорошей компанией «вверх по Неве на пароходе, до Усть-Ижоры». И там впервые увидел бурлаков, тянущих барку: «Приблизились. О, боже, зачем же они такие грязные, оборванные!». Контраст между прекрасно одетыми барышнями, молодыми людьми и тянущими лямку оборванцами был чудовищен. Но вот те приблизились еще ближе, пересекли дорогу барской компании и… Вновь слово Репину:
«И что я вижу! Эти промозглые, страшные чудовища с какой-то доброю, детскою улыбкою смотрят на праздник разнаряженных бар и любовно так оглядывают их и их наряды. Вот пересекший лестницу передовой бурлак даже приподнял бичеву своей загорелой черной ручищей, чтобы прелестные сильфиды-барышни могли спорхнуть вниз».
Бурлаки на Неве. Владимир Цеслер. 2021
Удивившись всей картине и запомнив ее цепкой памятью художника, молодой Репин все же не может сразу успокоиться: «Какой, однако, это ужас! Люди вместо скота впряжены…». Тогда, по свежим, впечатлениям были сделаны несколько акварелей.
Но для создания большого полотна он отправился в поездку на великую реку. Спустя сорок лет, в 1913-1914 гг. художник увлекательно, хорошим слогом опишет всё в большом очерке «Из времен возникновения моей картины „Бурлаки на Волге“».
Это полотно чаще было нелюбимо консерваторами и обожаемо либеральными кругами (еще до революции 1917 года). В нем видели осуждение эксплуатации человека человеком. Но первый парадокс заключается в том, что фактически «Бурлаков на Волге» Репину заказал великий князь Владимир Александрович, в тот период – товарищ (то есть заместитель) президента российской Академии художеств. (Сам Репин тогда больше хотел написать «Шторм на Волге»). Сделанная картина с успехом демонстрировалась на выставках в России и за рубежом. Но вплоть до советских времен она хранилась в дворце Владимира Александровича.
И лишь потом, после революции, переместилась в музей, став общедоступной и общенародно обозреваемой.
С САМОГО НАЧАЛА БЫЛИ РАЗНЫЕ ТРАКТОВКИ РАБОТЫ БУРЛАКОВ
А уж в этот период «Бурлаки на Волге» при активном участии советской пропаганды стали одним из главных символов, изобразительных мемов нещадной капиталистической эксплуатации. Именно в таком контексте картина попадала в учебники истории и литературы, становилась темой для докладов и сочинений: «Веками многострадальный русский народ…».
Однозначно обличительная трактовка «Бурлаков» была чрезвычайно прочна и устойчива. Когда во времена перестройки и гласности авторы «патриотической», анти-либеральной направленности поясняли, как хорошо и справедливо была устроена Российская империя, они обвиняли Репина в том, что тот для живописности нашел каких-то оборванцев. Якобы, в действительности основная часть бурлаков хорошо одевалась, прекрасно питалась, и вид имела молодцеватый.
На самом же деле во время появления суть картины воспринималась несколько иначе, не так, как при СССР. Вот Достоевский из «Дневника писателя»: «Нельзя не полюбить их, этих беззащитных, нельзя уйти, их не полюбя. Нельзя не подумать, что должен, действительно должен народу… Ведь эта бурлацкая „партия“ будет сниться потом во сне, через пятнадцать лет вспомнится! А не были бы они так натуральны, невинны и просты — не производили бы впечатления и не составили бы такой картины» (1873).
Бурлаки на Неве. Акварельный этюд Репина. 1868
А вот знаменитый русский критик Владимир Стасов: «Репин — реалист, как Гоголь, и столько же, как он, глубоко национален. Со смелостью, у нас беспримерною, он… окунулся с головою во всю глубину народной жизни, народных интересов, народной щемящей действительности» (1873).
То есть акцент здесь не на эксплуатации, не на том, что было в первых мыслях Репина, обращенных к этой теме – «Какой, однако, это ужас! Люди вместо скота впряжены». А на щемящем сочувствии или даже любви к этим людям, «чудовищам с какой-то доброю, детскою улыбкою». Именно так относился к этой картине, своей любимой, ее владелец, великий князь, который по воспоминаниям Репина мог подолгу с нежностью рассказывать о каждом из ее персонажей.
ВОСПЕВАНИЕ БОГАТЫРСКОГО КОЛЛЕКТИВА В ОДНОЙ ЛЯМКЕ
Но вернемся к Стасову, которого Репин называл «главным глашатаем картины», ее «поистине рыцарским герольдом». Десять лет спустя, он вернулся к описанию «Бурлаков» в большой программной статье (1883). Стасов признает: «Никогда еще горькая судьба вьючного людского скота не представала перед зрителем на холсте в такой страшной массе, в таком громадном пронзительном аккорде <…> все они, упрятанные в одну лямку и ей покорные. Что за жизнь, что за судьба!».
Казалось бы, грустное минорное описание, но далее мысль знаменитого критика, делает удивительный поворот и берет возвышенно радостные ноты:
«И все-таки это были не элегические, плаксивые и жалующиеся бурлаки Некрасова, с “мерным похоронным криком”, те, “чей стон у нас песней зовется”, — нет, это были могучие, бодрые, несокрушимые люди, которые создали богатырскую песню “Дубинушку”: “Эй, ухнем, эй, ухнем, ай-да, ай-да”, — под грандиозные звуки которой, быть может, еще много поколений пройдет у нас, только уже без бечевы и лямки. Все это глубоко почувствовала вся Россия, и картина Репина сразу сделалась знаменита повсюду».
Да, конечно, Стасов тут мечтает, чтобы дальше эти «могучие, бодрые, несокрушимые» бурлаки ходили «без бечевы и лямки». Но главное – он в любом случае восхищается репинскими бурлаками, чуть ранее названными высшим воплощением «вьючного людского скота», покорного своей лямке. И в его, Стасова, версии эта картина стала популярной как раз потому, что именно такой, в том числе позитивный, смысл «Бурлаков» «глубоко прочувствовала вся Россия».
И тут, кажется, критику удалось поймать нечто глубинное и действительно архетипическое – «могучую, бодрую, несокрушимую» коллективную покорность российского населения, по крайней мере, преобладающей его части. Тогда эту репинскую картину, возможно, вопреки первоначальному замыслу художника, можно считать универсальным символом и одновременно самосбывающимся прогнозом будущей гордой российской покорности судьбе, возвращающейся после локальных бунтов «на круги своя».
Получается, прав был Стасов, говоря, что в России «много поколений пройдет под грандиозные звуки “эй, ухнем, ай-да, ай-да”». Не так ли и сейчас большинство россиян идут, только с финансовой бечевой и патриотической лямкой на «специальную военную операцию», но уже под крики «гой-да! гой-да!»?..
НЕОДНОЗНАЧНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ ВОЕННОГО ПОСЕЛЯНИНА РЕПИНА
Перед тем, как перейти к замыслу, вкладываемому Репиным в «Запорожцев», безусловно, самой знаменитой картине на украинскую тематику в российской дореволюционной живописи, тоже «изобразительному мему», нужно несколько слов сказать об идентичности художника. Прежде всего, не следует преувеличивать его украинскость. Вообще в Чугуеве, где прошли детство и юность Репина, была неоднозначная, «сломанная», маргинальная идентичность:
«Кругом города было несколько богатых и красивых сел малороссиян: народ нежный, добрый, поэтичный – любят жить в довольстве, в цветничках, под вишневыми садочками. Чугуевцы их презирали: “хохол, мазеп проклятый” (как характерно и важно это двойное, через запятую, определение, — О.К.), даже за человека не считался. Пришлых из России ругали кацапами <…> В обиходе между поселянами царила и усиливалась злоба. Ругань соседей не смолкала, часто переходила в драку и даже в целые побоища».
Такая атмосфера и такое восприятие в системе «свой-чужой» (когда «своего» в общем-то и нету) объясняется тем, что в Чугуеве было создано одно из аракчеевских военных поселений:
«Некоторые пишущие о художниках называли меня казаком, — много чести. Я родился военным поселянином украинского военного поселения. Это звание очень презренное, — ниже поселян считались разве еще крепостные. О чугуевских казаках я только слыхал от дедов и бабок. И рассказы-то все были уже о последних днях нашего казачества. Казаков перестроили в военных поселян».
Это кажется прекрасным примером механизма маргинализации: из статуса казаков/украинцев вырваны, но и русскими не стали. Поэтому не любят всех, в том числе себя самих – тут и вправду никто не «свой». Просто удивительно, как в таких тяжелых условиях – злобы, нищеты, несвободы – мог вырасти такой человек, как Репин, не просто талантливый, но светлый, доброжелательный, свободолюбивый.
Репин. Пенаты. Памятник
В воспоминаниях художник довольно обстоятельно рассказал о том, как бунтовали бывшие «вольные казаки», и в его Слободской Украине, и в дальних краях, «в окрестностях Елисаветграда — Умани». Там «хохлы-крепаки западни изобретали в лесу»: «В таких тайниках они расправлялись с господами и даже с вооруженными офицерами <…> И ружья, и заостренные косы, и вилы — все пускали в ход выведенные из терпенья хлеборобы». Тут явно видна симпатия к бунтовщикам.
Показательно, что слова с корнем «Украина» Репин использовал все же несколько чаще, чем с корнем «хохол» или «малоросс» (особенно в описании чего-то официального, общепринятого – «украинское военное поселение»). При этом однозначного самоопределения идентичности у него не было. Но однозначной была симпатия к Украине и украинцам, что заметно уже в цитате про «цветнички и вишневые садочки». Но далее, как и в этом случае, причина и повод для симпатии определяется в традиционном, фольклорно-бытовом разрезе: «Хохлов я очень полюбил за их ласковость и звучные песни, которые они прекрасно и стройно пели на наших вечерах после академического вечернего класса <…> Симпатизируя всегда малороссиянам, скоро и я добыл себе «кирею з відлогою» (вид верхней одежды с капюшоном, изображенный, кстати в «Запорожцах», — ред.) и ходил в ней». Только так, без политики.
Запорожцы пишут письмо турецкому султану
ВНУТРЕННИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ КАРТИНЫ О СМЕХЕ ВО ВРЕМЕНА РУИНЫ
С какими же мыслями и чувствами работал Репин над картиной «Запорожцы пишут письмо…». Приступив к картине, он так писал о ней все тому же Стасову:
«До сих пор не мог ответить Вам, Владимир Васильевич; а всему виноваты «Запорожцы», ну и народец же!! Где тут писать, голова кругом идет от их гаму и шуму… Вы меня еще ободрять вздумали; еще задолго до Вашего письма я совершенно нечаянно отвернул холст и не утерпел, взялся за палитру и вот недели две с половиной без отдыха живу с ними, нельзя расстаться – веселый народ… Недаром про них Гоголь писал, все это правда! Чертовский народ!.. Никто на всем свете не чувствовал так глубоко свободы, равенства и братства! Во всю жизнь Запорожье осталось свободно, ничего не подчинилось, в Турцию ушло и там свободно живет, доживает. Да где тут раздумывать, пусть это будет и глумная картина, а все-таки напишу, не могу» (1880).
Удивительные строки, эмоциональные, порой до бессвязности. И все ж, из них торчат обрывками очень важные смыслы. Лозунг Великой Французской революции «Свобода! Равенство! Братство!» художник приписывает запорожцам, считая, кажется, что они имеют на него больше прав, чем сами французы.
И про Турцию сказано совершенно удивительно. Ведь сюжет картины состоит в том, что запорожцы во главе с ориентированным на Москву и превозносимым ею атаманом Иваном Сирко пишут турецкому султану Мехмеду IV оскорбительное письмо (которое в реальности, скорей всего, не существовало). При этом один из гетманов Петро Дорошенко долгое время признавал верховенство султана Мехмеда. То вообще было тяжелое для Украины время, когда в стране бывало по три гетмана, ориентировавшиеся, кто на Стамбул, кто на Москву, кто на Варшаву. Пора кровавых украинских усобиц, за что получило имя – Руина. Репин, которого консультировали лучшие профессора по истории Украины, не мог этого не знать. Поэтому торжество смеха, в картине, ее глум/насмешка кажутся несколько двусмысленными. Однако, еще более двусмысленны другие слова художника в письме. И вот они на 180 градусов меняют смысл, суть картины Ильи Репина.
ЗАПОРОЖЬЕ СМЕЕТСЯ НАД СУЛТАНОМ, НО… ИДЕТ В ТУРЦИЮ
Действительно, что имел в виду художник, говоря, что «во всю жизнь Запорожье осталось свободно, ничего не подчинилось, в Турцию ушло и там свободно живет, доживает». Кажется, только одно: при давлении московских царей, императоров и императриц казаки могли менять подданство, переходя к султану, или вовсе снимались с днепровских порогов и делали более дальние Сечи, в Османских владениях. Это, скажем, Задунайская Сечь, просуществовавшая до 1828 года. (Когда во время русско-турецкой войны атаман Осип Гладкий с полутора тысячами запорожцев-задунайцев перешел Дунай и вернулся в российское подданство. Из этого подразделения было создано Азовское казачье войско, занявшее земли между Бердянском и Мариуполем, оно просуществовало до 1865 года).
Да, но еще тысяча украинских казаков в это время несли службу в Боснии. Они вернулись в Добруджу (ныне Румыния-Болгария) и по окончании войны 1828-1829 гг. остались там жить, известные у турок под названием «отузбир». Что означает «31» по-турецки – по числу куреней в административной организации этих казаков. Но и это не всё, в истории запорожцев, ушедших в Турцию.
Некий польско-украинский шляхтич Михаил Чайковский (1804-1886), романтически мечтал о возрождении славы Сечи, казачьего государства, но всё это – в вольном союзе славянских народов. В 1853 году, в начале Восточной (Крымской) войны, приняв ислам и имя Мехмед-Садык, он создал один, а потом второй «полки казаков султанских». Им было позволено взять древнее знамя, некогда врученное атаману/гетману Орлику и хранившееся у Константинопольского патриарха. По окончании войны Мехмед-Садык был повышен в звании и с частями, находящимися под его началом, стал еще более авторитетным военачальником. В 1870 году, увидев, что его проект казачьих, славянских частей исчерпывается (в результате политических и дипломатических интриг), он ушел в отставку. Получив прощение от российского правителя Александра II, Чайковский вернулся в российское подданство и христианскую веру. Поселился на Черниговщине. Тогда же в российских изданиях начали выходить его повести (он был видным представителем «украинской школы» в польской литературе). Ко времени написания цитированного письма Репина – Стасову (1880) на русском языке издали как минимум три повести Чайковского – «Болгария», «С устьев Дуная» (обе – 1873), «Босния» (1875). Кроме того, Репин мог и сам где-то встретиться с известным в ту пору Михаилом Чайковским, пообщаться с ним лично – уж очень позитивно и со знанием дела сказано, что «Запорожье в Турцию ушло и там свободно живет, доживает». (По некоторым данным, работая над картиной, художник даже собирался поехать в земли Османской империи, к потомкам запорожцев для эскизов).
2 ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ ТРАКТОВКИ «ЗАПОРОЖЦЕВ» ОДНОВРЕМЕННО
То есть получается, что у «Запорожцев» есть и такой смысл. Смех-глум-насмешка не только над турецким султаном, но и над любым единовластным правителем (в том числе русским), над самой идеей «благородного самодержавия» (в том числе русского), универсальное воспевание демократического, республиканского духа.
Репин. Пенаты. 1929
Это кажется несомненным. Но абсолютизировать такую трактовку тоже не стоит. Поскольку Репин, общаясь с разными людьми, колебался в определении и уточнении трактовки своего сюжета. Так в более поздних письмах Лескову (1889) и Стасову (1892) он выводит на первое место другую идею: противостояние запорожцев работорговле славянами: через восточные невольничьи рынки; и даже – казацкое братство как щит Европы против чуждого Востока (а это уже вариант традиционной для имперской России трактовки, мы ее рассматривали на примере Державина, Пушкина, Тютчева, Блока).
При появлении картины на публики среди прочих споров был и спор двух трактовок, условно говоря «республиканской» и «имперской». Но и, как в случае с «Бурлаками», «Запорожцев» купил представитель правящей династии. Более того – уже сам император Александр III. И это была весомая поддержка в пользу восприятия картины как, прежде всего, примера верности запорожцев православию, Москве, России в противостоянии с мусульманством, Востоком, Стамбулом. Именно и это сегодня является главным содержанием кремлевского мема картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». А вот про Запорожье, вольнолюбивое настолько, что способно уйти от любого самодержца туда, где свободней будет жить (и доживать), мало кто знает и думает.
И тут дополнительно просится сравнение этих двух картин-мемов: «Бурлаки на Волге» и, условно говоря, «Запорожцы на Днепре». В первом случае, конфликт основное внутреннее противоречие – в нечеловеческой, скотской по сути работе и человечности тех, кто ее выполняет. Во втором случае конфликт упрятан чуть глубже. Он начинается в трактовках, как сюжета, так и самого названия. Одно дело – если акцент на том, что это православные запорожцы, союзные в тот момент в Москве, глумятся над враждебным мусульманским правителем. И другое – если считывать название так: «Вольные люди оскорбляют венценосного монарха».
ОППОЗИЦИЯ: «БУРЛАКИ НА ВОЛГЕ» – «ЗАПОРОЖЦЫ НА ДНЕПРЕ»
Кроме того, можно увидеть конфликт и между двумя этим картинами-мемами – «Бурлаки» и «Запорожцы». Коллектив симпатичных людей, смиренно и гордо тянущих свою богатырскую лямку – и демократический орден раскованных, смеющихся людей с оружием, могущих противопоставить себя кому угодно. За этим, в свою очередь, нетрудно рассмотреть сопоставление двух архетипических образов: имперской метрополии, России понимаемой как Великороссия, – и мятежной колонии, Малороссии-Украины. Вероятно, сам Репин, который при всей симпатии к Украине имел все же некую «общерусскую идентичность», не думал впрямую о таком противопоставлении. Но он поймал суть и талантливо изобразил коллективное бессознательное. А уж дальше художественный «естественный отбор» именно эти две картины вытолкнул на вершину.
Подобное противопоставление «Бурлаков» и «Запорожцев» стало актуальным, и потому частым с 2014 года, после начала российской гибридной войны против Украины. Причем его использовали не только украинские медийщики, но и американские дипломаты (к примеру, зампомощника госсекретаря США по Европе и Евразии Джордж Кент, 2021). Характерно, что с российской стороны отповедь давалась на высоком уровне – департаментом информации и печати МИД РФ во главе со скандально известной Марией Захаровой. И аргументация фактически совпадала с традиционными версиями, рассмотренными нами выше.
Репин в мастерской возле картины «Черноморская вольница»
Вообще интересным и важным было бы системное рассмотрение запорожской, украинской темы в творчестве Репина. Скажем, многих смыслов дилогии 1900-х годов «Черноморская вольница» – «Конец черноморской вольницы». Да и сам факт, что последней картиной его жизни был «Гопак. Танец запорожских казаков» (1926-1930) – тоже ведь символичен… Только исследование это должно быть неангажированным. Вот ведь и картина про танец посвящена не кому-нибудь, а русскому композитору Мусоргскому. Хотя его «Гопак» из незаконченной оперы «Сорочинская ярмарка», слишком строгий и академичный, кажется, не очень соответствует разгульному духу последнего полотна Мастера (но эта мелодия и танец под нее тогда часто использовалась в концертных, балетных номерах). Однако и в этом есть своя точная символика – с учетом сложной, изломанной идентичности Ильи Репина.
Репин. Последняя работа. «Гопак»
Конец черноморской вольницы
А если вернуться к «Черноморской вольнице», то эта картина начиналась как… «Запорожцы на Днепре». При этом ее сюжет и реалии были очевидной антитезой «Бурлакам на Волге». Герои не на берегу в солнечный штиль, а в шторм, грозящий гибелью. Но зато и не в лямке чужого судна, а на веслах своей лодки и у руля… Возможно, из-за нежелательности такого, совсем уж прямого противопоставления, Репин и сменил название да вывел запорожскую «чайку» подальше в море.
Черноморская вольница. Два варианта
И последний штрих в подтверждение той же линии. В 1917 году, после победы Февральской революции Репин сделал бурлескное, сатирическое переосмысление «Бурлаков», отвратительных, глупых, дав им соответствующее название «Быдло империализма». Не менее важно четкое публицистическое пояснение, данное им по этому поводу: «Традиционная задача империи – воспитывать своих подданных в постоянном унижении, невежестве, побоях и безволии автоматов».
Быдло империализма. 1917
В следующий раз мы рассмотрим смыслы, в том числе имперские, картин-мемов Василия Сурикова.
(Продолжение следует)
Олег Кудрин, Рига.