Сегодня удалось сформулировать.
Как раз к тезису про «один народ».
В 90-е был такой фильм Карпентера «Нечто» — жанровый эталон, как по мне. Про инопланетную сущность убивающую людей на полярной станции: параноидальное и невероятно пугающее кино.
Представьте себе клаустрофобию на полярной базе и плюс к ней дикий страх, что в каждом из твоих товарищей может поселился смертоносный чужой…
Теперь поясню почему вспомнил.
Мой круг общения за 59 лет жизни — тысячи людей. С кем меня связывала работа, с кем увлечения, с кем дружба, с кем родственные связи.
Часть моей семьи (по обеим линиям) жила в России, я бывал там даже не сотни — тысячи раз. Мой интеллектуальный круг общения тесно пересекался с московской и питерской тусовкой с юности и до 2014 года, моя страсть к экстремальному туризму и рыбалке побросала меня по российской глубинке. Я общался с эмигрантскими кругами в Европе и Америке и на то время мне казалось, что между россиянами и украинцами не было критического антагонизма и нерешаемых проблем. Хотя уже тогда в россиянах жило то самое Нечто, превратившее их в злейших наших врагов.
Оно давно жило внутри интеллигенции и глубинного народа, прорастало в их разум и мышцы, отравляло и меняло их сущность и ждало своего часа.
И этот час настал.
Многие из тех, кого я знал по Клубу ЧГК (Что? Где? Когда? — прим. редакции), по литературной тусовке, по околокиношному движению, по бизнесу, вдруг (вернее, не вдруг!) оказались по другую сторону фронта. Империя нанесла ответный удар, призвав под свои знамена и интеллигентного знатока Максима Поташова и городского сумасшедшего Толика Вассермана. Мой питерский издатель Саша Сидорович вдруг решил, что надо призвать к ответу нацистов, а ученики Стругацких оказались в большинстве махровой ватой.
Мир треснул напополам. Имперцы крепили свои ряды под триколором. Мятежная Вандея оделась в голубое с желтым.
2014 год разделил Россию и Украину, но мы еще не понимали, как далеко зайдет дело.
Кстати, в фильме «Нечто» герои тоже далеко не сразу поняли, что спасения нет.
Но…
В 2014 году, через 10 лет после начала жесткой антиукраинской пропаганды, в России еще можно было услышать разные мнения. Сегодня трансформация завершилась — чужой окончательно завладел делами и думами миллионов россиян, образ врага в российском обществе приобрел совершенно законченные черты.
То, что внешний враг придуман российской пропагандой на 5/6, смоделирован из фантазий и откровенной лжи, мало кого волнует. Обществу, потерявшему способность к общественной дискуссии, нельзя указать на искусственность поставленной перед ним проблемы. Оно не способно уловить разницу между реальным и выдуманным врагом, потому что для него этой разницы не существует.
Украина, которая зигует и готовит нападение с минуты на минуту сами знаете с какого места, коллективный Запад, который хочет поработить, НАТО, которое постоянно нападает, нападает и никак не нападет, Америка, которая спит и и видит, как завладеть мусорником в Воронеже, Британия, которая постоянно гадит… мир — говно, кругом враги.
И им противостоит только одна страна — великая, могучая, свободная и справедливая, вот уже 23 года управляемая человеком из народа — немножко таксистом, немножко морским пехотинцем, немножко плотником 4 разряда, немножко КГБистом, немножко вором, немножко контрабандистом… в общем, сложной многогранной личностью на которой пробу негде ставить.
Знаете, мы, конечно, не подарки. И воруем, и с коррупцией у нас лучше, чем хотелось бы, и с взаимопониманием не всегда все ок. Мы сремся по любому поводу, мы готовы разорвать тех, с кем полчаса назад целовались в десна, но мы — живые. Мы спорим. Нас нельзя причесать под одну гребенку. Общественный дискурс считается нормой, и если кто-нибудь попробует посягнуть на наше право спорить и доказывать свою правоту, я этому человеку не завидую. Наш национальный характер — лучшая гарантия невозможности диктатуры в Украине.
Нынешняя Россия даже не больна. Она мертва. Гражданское общество за последние 23 года сожжено до пепла, а с отъездом последних несогласных уничтожена и распахана почва, на которой оно могло бы прорасти. Единодушие пугает так же, как молчание, даже больше. Критическое восприятие стало уголовно наказуемым преступление. Стало возможным запретить слова, мнения, упоминания. Стало возможным запретить думать поперек официальной версии — мечта Большого брата осуществилась в путинской России: мало согласиться, нужно еще и с радостью принять. Мыслепреступление больше не выдумка, за него дают реальный срок.
Ужас в том, что стерты границы между добром и злом. Сталин снова герой. Память скорректирована. Преступники — герои страны, которой управляют чекисты и воры. Внесудебная казнь с помощью кувалды, выставленная на всеобщее обозрения преступным синдикатом, не вызывает возмущения и протеста, а считается новым стандартам справедливости. Я думаю, что если Россия когда-нибудь узнает, что путинский повар Пригожин готовит для шефа противников по рецептам Иди Амина, то это просто назовут новым словом в кулинарии. Потому что нет ничего невозможного в обществе, состоящем из мертвецов, подхалимов, дураков и трусов, в обществе, где либерал и демократ — ругательства, где свобода — это умереть за больные фантазии маленького фюрера и его доппельганеров.
Мне жутко, что в этой армии зомби есть люди, с которыми у меня кровное родство, общие воспоминания и увлечения. Люди, с которыми мы читали одни книги, смотрели одни фильмы, спорили, смеялись, любили…
А теперь они во власти Чужого. В них поселилось нечто, превратившее их в покорные, лишенные логики и ума существа. И мне не хочется верить, что они и тогда были такими же, но я не исключаю этой возможности…
Реальность иногда пугает до поноса, но неспособность видеть эту реальность, лично меня пугает гораздо сильнее.
Я был бы готов бороться за тех, кто выжил в российской пустыне, но те, с кем еще можно говорить, за кого стоит сражаться, там больше не живут.
То, что мертво — умереть не может.
Страна в которой мертвые призраки из страшного прошлого правят мертвецами из еще более страшного настоящего, безнадежна.
Она в любом случае выберет себе нового Сталина, Скуратова, Грозного или Путина в его очередной ипостаси. Нельзя спасти тех, кто не желает жить.
Да и не стоит…
Ян Валетов