Продолжаем читать книгу Олега Кудрина в публикации Укринформа.
ЧЕХОВ О ГЛУБИННОМ, ХОЛОПСКОМ ИМПЕРСТВЕ
Поговорим для начала о термине «рашизм» и его предшественниках, обличьях, в которых он существовал до 2014-2022 годов.
 |
Этнический украинец Антон Чехов стал, однако, великим русским писателем и драматургом, человеком, изменившим само понимание пьесы, сюжета, драматургии. Своего происхождения он никогда не стеснялся, не скрывал и имперскими комплексами не болел. Более того – глубоко и тонко высмеивал глубинное, народное имперство, холопское по своей сути. В повести «Степь. История одной поездки», написанной о родном Чехову Приазовье, есть короткий и прекрасный в своей законченности абзац: «”Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!” — запел вдруг диким голосом Кирюха, поперхнулся и умолк. Степное эхо подхватило его голос, понесло, и, казалось, по степи на тяжелых колесах покатила сама глупость».
Ни убавить, ни добавить, сегодня, века спустя, в тех же степных краях, катится на тяжелых колесах все та же глупость…
Высокомерие – этническое, расовое, имперское – в разные периоды истории было присуще многим странам и народам. В этом смысле россия не исключение. Она стали исключением и продолжает оставаться им в другом. По разным причинам (о которых мы поговорим позже) россия, в отличие от других империй нового времени не осознала, не отрефлексировала свое имперское прошлое и его грехи.
А фундамент, базис этого высокомерия был своеобразный. Приведем не две, а шесть строчек упомянутой Чеховым донской песни – 1831 года, времен подавления Польского восстания:
Хоть лихие вы поляки,
Покоритесь же вы нам:
Если вы не покоритесь,
Пропадете как трава:
Наша матушка россия
Всему свету голова.
Неслучайные и очень важные строки. Ведь для россии XXI века Украина и украинцы – это как Польша и поляки для россии века XIX-го. Усмиренное и присоединенное племя, которое по какому-то странному недоразумению хочет вновь «отпасть» – отделиться. Но есть тут и более общий смысл. К XIX веку россия фактически оказалась единственным славянским и единственным православным государством в мире. Поэтому ее вариант имперского высокомерия был в первую очередь славянским и православным: все славянские народы, а равно неславянские, но православные должны быть в ее зоне влияния, лучше – в составе Империи.
РУСИЦИЗМ = СЛАВЯНИЗМ? «СЛАВЯНСКОЕ» – ЗНАЧИТ, «РУССКОЕ»?
Зная это, легче воспринять первый вариант определения «рашизма», данный эмигрантом и убежденным демократом Александром Герценом в 4-й части его мемуаров «Былое и думы»: «Славянизм, или русицизм, не как теория, не как учение, а как оскорбленное народное чувство, как темное воспоминание и верный инстинкт, как противудействие исключительно иностранному влиянию, существовал со времени обрития первой бороды Петром I».
Это определение, написанное быстро, полемически заостренно, без глубокого осмысления и обоснования оказывается интересным, показательным отражением своего времени, господствующего тогда бурления идей по «славянскому вопросу». Итак… Славянизм = русицизм! То есть славяне, в конечном итоге, равны русским. Это не убеждения самого Герцена, но фиксация того, как воспринималась ситуация в тогдашней россии (и не только в ней). Александр Иванович писал это в 1840-х годах. Время расцвета романтизма и романтического национализма. Тогда параллельно – и в контрах – с идеями пангерманизма расцветали идеи панславизма. (Тут к месту будет провести параллель и вспомнить, какую большую роль сыграли со временем идеи пангерманизма в становлении гитлеровского нацизма).
В переложении на русский язык и реалии панславизм оборачивался славянофильством. В переводе на русский имперский – он оборачивался убежденностью в том, что все славянские народы должны объединиться в составе российской империи. Впрочем, таких же взглядов придерживалась и многие деятели других славянских народов, считавших, что лучше быть в составе российской империи, чем Австрийской (в особенности после того, как в результате очередного кризиса она стала Австро-Венгерской, но не Австро-Славянской). Наиболее принципиальными противниками таких взглядов были поляки – представители предпоследнего в те времена государства со славянским доминированием – Речи Посполитой. После трех ее разделов между Петербургом, Веной и Берлином наибольшая часть Польши вместе со столичной Варшавой оказалась в составе Российской империи. Поляки хотели освободиться из-под власти Петербурга. А на перспективу, в будущем, также не против были возглавить гипотетическое панславистское государство, полагая, что как наследники державы с более европейской, чем у России, историей и традицией, имеют на это больше прав.
 |
(Выше даются обобщенные, генерализованные оценки. Строго говоря, внутри панславизма было большое разнообразие взглядов. Достаточно вспомнить украинское Кирилло-Мефодиевское братство (1845-1847), либеральное по взглядам, мечтавшее о союзнических взаимоотношениях всех славянских народов. Это были очень своеобразные убеждения славянофильства-украинофильства. И именно поэтому – неприемлемые для российской империи, отчего Братство и было ею разгромлено. Панславизм-славянофильство в понимании центральной власти могло существовать исключительно в рамках русского московско-петербургского доминирования. И если славянофилы в чем-то поначалу вызывали недовольство или даже опасения у российского правительства, то со временем – с оглядкой на репрессии – они пришли практически к полному единению с Троном).
АРХАИЧНЫЕ И НЕЛОГИЧНЫЕ КОРНИ «РУСИЦИЗМА»
Так что неудивительно, что в течение всего XIX века Петербург считал столь важным держать Польшу и поляков – как главных соперников внутри славянства – в подчинении (а лучше, проглотив, переварить их в пределах «общеславянской» культуры, понимаемой, как «общерусская»). Так что знаменитое пушкинское стихотворение «Клеветникам России» (1831), воспевающее подавление польского восстания, отличается от упоминавшейся казачьей песни того же года лишь более высоким уровнем осмысления да барской куртуазностью изложения:
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
<…>
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях, иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.
(Показательно, что приняв участие в проекте «Слово классика» на «Первом канале», глава российского МИДа, сергей лавров 31 октября прочитал именно это стихотворение.)
Но вернемся к определению «русицизма», данному Герценом. Он подчеркивает такое его на тот момент свойство, как несистемность, невыстроенность. Оно существует «не как теория, не как учение». Но как что? «Как оскорбленное народное чувство, как темное воспоминание и верный инстинкт». Чувство-воспоминание-инстинкт… То есть нечто архаичное, не вполне осознанное и, в общем-то, вне логики! (Подобное чувственно-мистическое увлечение архаикой в следующем веке так же станет одним из системных признаков фашизма, национал-социализма).
Ну и третья часть определения – «противудействие исключительно иностранному влиянию», которое существовало «со времени обрития первой бороды Петром I». То есть, опять же, не вполне логичный спор внутри Империи (при осознании и приятии ее/своего имперского величия и силы) с ее основателем по поводу того, как она создавалась – с растущим иностранным, то есть европейским влиянием.
И это вообще неразрешимый парадокс славянофильства (приравниваемого Герценом к «славянизму или русицизму»). «Иностранное влияние»; западное учительство, жестоко внедренное Петром, оно же – в терминологии Герцена – «петербургский терроризм образования», с одной стороны, для славянофилов гадок и неприемлем, как испортивший русскость-славянскость. Но с другой – ведь именно он, а не «святые» традиции пост-ордынского московского княжества обеспечили Империи беспримерное расширение не только на восток, но и на запад, включенность и даже доминирование в европейской политике.
Это противоречие было снято сменой раннего фрондирующего славянофильства – его поздним имперским вариантом. К концу XIX – началу ХХ века в российской империи уже подзабыли, откуда пришли к ней наука, промышленность, технический прогресс. Их воспринимали, как нечто вполне свое – усвоенное, присвоенное. Поэтому имея их и даваемые ими силы уже было возможно требовать возрождения красоты и величия а-ля рюс и максимально скорого сливания/растворения в русском море славянских ручьев (неславянских – тоже, пусть и с другой скоростью процесса).
ПОЧЕМУ И КОГДА БОЛЬШЕВИКИ БОРОЛИСЬ С РУССКИМ ШОВИНИЗМОМ
Социалисты российской империи справедливо назвали такой поздний вариант «русицизма» – «великодержавным русским шовинизмом». Позже большевики, в ходе русской революции 1917 года по-кукушечьему выкинувшие других социалистов из правительственного гнезда, поначалу придерживались лозунга борьбы с «великодержавным русским шовинизмом».
Причем не только на словах, но и на деле. Ведь самый сильный их противник – русское Белое движение провозглашало своей задачей воссоздание «единой и неделимой россии». А значит, тактически верным со стороны большевиков, засевших в Центре, было обещать на колонизированных пространствах империи все, что возможно, – автономию, самоуправление, свободный союз равноправных республик, только бы не допустить усиления главного противника – русского Белого движения, претендовавшего на ВСЁ, начиная с имперской столицы, столиц – Петрограда, москвы. В этом смысле «русицизм» (используем это слово условно, для продления линии, в реальности термин Герцена не получил широкого распространения) был действительным врагом, а не картонным или имитационным. Причем врагом главным!
Однако на каждой из территорий, где предпринимались попытки оформления собственной государственности, были, так сказать, и «враги второго уровня». Да, они не угрожали большевикам глобальной потерей власти, но создавая свою государственность, отрывали от большевистской «революционной империи» значительные части территории. И тем самым существенно сужали их революционную базу – для планировавшегося будущего завоевания мира с набрасыванием на него сети «социалистических республик». Поэтому местные правительства и имеющиеся в их распоряжении армии нужно было дезорганизовывать, а находящиеся под их контролем земли завоевывать.
Но происходило это уже не под имперским лозунгом русского доминирования, а под более сладкими и хитрыми речами – интернационализм, братство народов, светлое будущее и т.д. Большевики, правившие из Москвы, прельщали местных сторонников (по большому счету – коллаборантов) будущим равноправным союзом. Как мы помним, лишь пяти странам, имевшим высокий уровень национального единства, а также существенную поддержку Антанты, победившей в мировой войне, удалось отбиться от «революционной империи» Москвы и получить несколько десятилетий полной независимости: Финляндии, Польше, Литве, Латвии, Эстонии.
Впрочем, и в захваченных странах большевикам поначалу пришлось пойти на значительные уступки. Об этом и о том, как советская власть сама начала возвращаться к русскому шовинизму, мы поговорим в следующий раз.
(продолжение следует)
Олег Кудрин, Рига
Читать по теме: