10 лет назад от Украины отделились так называемые Луганская и Донецкая республики.

11 мая 2014 года при поддержке России в Донецкой и Луганской областях Украины прошли незаконные референдумы, на которых большинство якобы поддержало «акт провозглашения государственной самостоятельности», а 12 мая оба новообразования объявили государственный суверенитет. И началась война. Референдумам предшествовали три с лишним месяца смуты, которую разжигали российские агенты. Житель Луганска, писатель Роман Меркулов, был очевидцем тех событий. «Важные истории» публикуют его воспоминания о том, как все происходило.

Когда я в 1990 году впервые увидел Луганск, то знал о городе лишь то, что прежде он назывался Ворошиловградом. Стоило ли требовать большего от семилетнего мальчишки?

В последовавшие за этим годы история города постепенно раскрывалась передо мной. Пережив Вторую мировую войну, к середине 1970-х Луганск стал местом больших надежд. Велось масштабное строительство с расчетом на значительный рост населения — ожидалось, что областная столица вскоре займет то же положение, что и Харьков с Донецком. Однако кризис второй половины 1980-х и распад СССР перечеркнули амбициозные планы. Следующее десятилетие стало для области периодом настоящей экономической катастрофы, последствия которой во многом определили ход событий 2014 года.

К этому времени власть в Донбассе принадлежала «Партии регионов». Ее руководство представляло собой смесь бывших членов коммунистической партии, вожаков ленинского комсомола и выходцев из организованной преступности. Пережившая развал СССР промышленность, шахты и крупные частные компании так или иначе принадлежали «регионалам».

Такая монополия неизбежно порождала политическую гегемонию. Представители мелкого бизнеса и думать не могли о какой-либо конкуренции с олигархическим капиталом, немногочисленный средний класс в основном был представлен бюджетниками, а едва оправившаяся от потрясений 1990-х интеллигенция не играла сколько-нибудь значимой роли. Экономический бум 2000-х положительно сказался на Луганской области, но такие города, как Антрацит, Рубежное или Ровеньки, все еще не могли предложить молодежи ничего, кроме тяжелого и низкооплачиваемого труда.

Альтернативой стали поездки на заработки в Россию. В конечном счете это привело к тому, что значительная часть населения Луганской области надежды на лучшую жизнь связывала не с далеким Киевом, фактически отдавшим Донбасс на откуп местным олигархам, а с Ростовом, Кубанью или Ставропольским краем. В свою очередь, регионалы, ревниво отстаивавшие свою вотчину от политических конкурентов, раз за разом прибегали к популистской риторике о «тесных связях» с Россией.

Первая кровь

В конце января 2014 года на улицах Луганска появились немолодые мужчины в фуражках и при шашках, многие из них выглядели законченными алкоголиками. Это были представители так называемого луганского казачества, ряд организационных структур которого влачили достаточно маргинальное существование на областной периферии. Теперь они потребовались регионалам, призвавшим их в Луганск для «защиты административных объектов» от возможных нападений «активистов евромайдана».

Попытки казаков изображать патрулирование, подчас не слишком решительно требуя у прохожих документы, вызывали тогда скорее раздражение, чем страх. Несколько более опасное впечатление производила появившаяся почти одновременно с казаками «Луганская гвардия» — откровенно пророссийское движение, в массе своей состоявшее из неблагополучной молодежи Луганска и области. Регионалы рассчитывали использовать гвардейцев и казаков в своих интересах, но в обоих случаях потерпели неудачу.

Первые недели после бегства президента Януковича запомнились нам как относительно спокойный период. Правда, уже 22 февраля возле здания областной администрации в Луганске раздалась первая стрельба, но тогда она еще велась из травматических пистолетов. Не слишком трезвые гвардейцы вступили в перепалку с демонстрантами, пришедшими к областной администрации с украинскими флагами, и открыли по ним огонь, в суматохе переранив и самих себя. Присутствовавшая там милиция не вмешивалась — она и дальше вела себя так же.

Казалось, что повторяется сценарий 2004–2005 годов, когда достаточно жесткая риторика официального Киева и Донбасса сменилась компромиссом, вернувшим Януковича и его «Партию регионов» в политическую плоскость. Однако на этот раз Москва была готова действовать.

Уже 28 февраля наш сосед по дому заметил в районе автовокзала группу людей, явно впервые оказавшихся в городе. Говорившие на русском языке без характерного донбасского акцента, они отправились в центр города, удивляясь местным ценам и переводя гривны в рубли. Было их несколько десятков, а уже на следующее утро в Луганске состоялся первый митинг под откровенно сепаратистскими лозунгами «русской весны».

Конечно, без участия регионалов россиянам и пророссийским сепаратистам тогда еще не удалось бы собрать несколько тысяч человек, большую часть которых заранее привезли в центр Луганска на автобусах. Но они сыграли роль активного направляющего меньшинства, превратившего региональную фронду в пророссийское сепаратистское движение. 1 марта над областной администрацией взвился российский триколор, а захватившие здание «протестующие» обратились к Путину с просьбой ввести войска для «защиты региона». Ни бюджетная массовка, до того составлявшая абсолютное большинство антимайдановских собраний, ни ее организаторы из «Партии регионов» так далеко еще не заходили.

Теперь все изменилось. 9 марта в центральном парке имени Тараса Шевченко в очередной раз проходил проукраинский митинг, участники которого выступали даже не за Евромайдан, а против пророссийского сепаратизма. Кем были эти люди? Представителями интеллигенции, среднего класса, патриотически настроенными романтиками и теми, кто надеялся избавиться от политической монополии регионалов. Конечно, их не могло собраться слишком много, но и стоявший через дорогу лагерь антимайдана не представлял собой срез настроений Луганской области. Зато у них имелось кое-что другое — в тот день вооружившиеся дубинками, битами, цепями и кастетами гвардейцы избивали безоружных, не разбирая ни возраста, ни пола.

А что же остальные? Они надеялись на государство, но из Киева приходили лишь известия о повышении коммунальных тарифов и отмене регионального статуса русского языка (которая, правда, тогда так и не состоялась). Власти как будто играли с огнем. Проходивший в это время захват Крыма вызвал среди луганских сепаратистов ликование, но и как будто заставил правительство перейти к действиям. После бойни в парке Шевченко украинская Служба безопасности задержала нескольких главарей сепаратистов, однако практической пользы от этого было уже не много. И скандально известный депутат-регионал Арсен Клинчаев, и вожак «Луганской гвардии» Александр Харитонов не были самостоятельными политическими фигурами. Договариваться можно было с их патронами, но в марте «Партия регионов» утратила власть над големом антимайдана — и формально, и фактически он перешел под контроль россиян, выдвинувших сепаратистские лозунги «русской весны».

Для регионалов, десятилетиями использовавших Донбасс в качестве рычага влияния на Киев, это стало настоящей катастрофой, от которой они так и не оправились. Но и россиянам не удалось привлечь на свою сторону местные элиты — и в 2014 году, и позже, они вынуждены были опираться на откровенных маргиналов.

Месяц безвластия

Между тем шествия сторонников «русской весны» становились все более агрессивными. Еще не начались бои под Славянском, еще не сгорел одесский Дом профсоюзов, а уже 5 апреля был обнаружен склад с оружием для новоиспеченной «Армии Юго-Востока» — вооруженных автоматами и гранатометами боевиков, начавших скапливаться в Луганске и ряде областных городов. В ответ 6 апреля толпа под российскими флагами захватила здание областной Службы безопасности Украины. Нападение возглавляли неплохо подготовленные бойцы, среди которых выделялись представители луганского общества ветеранов-афганцев. Хотя при «штурме» пострадало несколько милиционеров, имевших несчастье оказаться в наружной охране, действительного сопротивления власти не оказали: здание, вместе с документами и оружием, попросту сдали. В нем разместился «Штаб сопротивления Юго-Востока», а напротив входа был разбит лагерь «борцов с национализмом», имитировавший киевский майдан.

7 апреля я там побывал. Хорошо вооруженные «ополченцы Юго-Востока» оставались в здании, а напротив него, за наскоро собранными хилыми укреплениями, бесцельно слонялось несколько сотен человек, в основном свезенных из Антрацита, Рубежного, Красного Луча и других депрессивных городов. Присутствовала и небольшая группа представителей Запорожья, рассматривавших наскоро сделанные плакаты с призывами сражаться против «фашизма и сионизма». Мне запомнились вполне приличного вида парень, порицавший своих изрядно набравшихся соратников, и немолодая, грузная женщина, истерически выкрикивавшая что-то о неизбежном нападении «бандеровцев».

Но нападение так и не состоялось — ни тогда, ни позже. Оставались без ответа и ультиматумы сепаратистов, потребовавших провести референдум о создании Луганской народной республики и ее вступлении в состав России. На своей странице в фейсбуке министр внутренних дел Арсен Аваков успокоительно обещал «стабилизировать» ситуацию и «неотвратимо отжать» «проплаченных маргиналов». Он говорил, что сборище сепаратистов оцеплено, но мы в Луганске видели это оцепление — несколько легковых машин милиции, поставленных на приличном расстоянии от здания СБУ. Даже со скидкой на только что сформированное в Киеве правительство, столкнувшееся к тому же с гибридной агрессией России, безынициативность наших столичных властей все равно оставалась для нас непостижимой.

Впрочем, и в Луганске с решительностью дело обстояло не лучше. Новый губернатор Михаил Болотский с самого начала своей деятельности подвергался нападениям гвардейцев и, встретившись с обструкцией со стороны регионалов, фактически самоустранился. 10 мая и. о. президента Украины Александр Турчинов, тогдашний политический соратник Юлии Тимошенко, заменил Болотского лидером луганской «Батькивщины» Ириной Веригиной.

Благодаря последнему обстоятельству я оказался в окружении губернатора — как юрист, ангажированный партией Тимошенко в качестве сотрудника контрольно-ревизионной комиссии. Мои обязанности заключались главным образом в проверке отчетности областных отделений партии — приближались назначенные на конец мая выборы, и Юлия Владимировна рассчитывала побороться за президентское кресло. Так, совершенно не желая того, почти на целый месяц я оказался вхож в свиту Веригиной — сперва как доверенный эмиссар, а затем и как член избирательного штаба.

Можно ли было рассчитывать на лучшую площадку для наблюдений? А наблюдать было за чем. Отряд Игоря Гиркина уже захватил Славянск, начав настоящие боевые действия. Но все это казалось еще очень далеким от Луганска. Утром 16 апреля, в день, когда истекал срок исполнения выдвинутого сепаратистами ультиматума, луганчане с удивлением узнали о рождении «Федерации Юго-Востока» и ее «временном президенте» Анатолии Визире. Анатолия Михайловича я знал много лет — сперва как друга своего отца, а позднее и как собственного руководителя, но зачем бывшему председателю Луганского апелляционного суда потребовалось участвовать в этом фарсе, мне до сих пор неизвестно. Могу лишь предположить, что это было одной из нереализованных идей пресловутых башен Кремля, чтобы создать «политический хаос» на юго-востоке Украины. Так или иначе, записанное в каком-то гараже видеообращение «президента» вызвало лишь общее недоумение, и поскольку никаких других действий Анатолий Михайлович не предпринимал, то о «федерации» забыли уже на следующий день.

Увы, столь же легко отделаться от настоящих сепаратистов у властей не вышло.

Рождение подвала

21 апреля «народным сходом» был «всенародно избран» «народный губернатор» Валерий Болотов. Это был еще один луганский гвардеец из Стаханова, номинально возглавивший «Армию Юго-Востока», чьей первой победой и стал захват областного управления СБУ.

Чем же занимался в это время штаб законного губернатора? Важным делом: мы организовывали визит Юлии Тимошенко, которая 24 апреля приехала в Луганск для переговоров с Болотовым. В частности, партийное руководство приняло меры, чтобы в тот же день не пустить в Луганск конкурента — Петра Порошенко: организовало несколько сотен протестующих, перекрывших выезд из аэропорта. Однако Петр Алексеевич, как мне рассказывали, все-таки прорвался в город.

Рассчитывала Тимошенко добиться какого-либо соглашения с подвешенными на российские ниточки марионетками или просто демонстрировала свою обычную решительность — я не знаю. Юлия Владимировна смело явилась в лагерь сепаратистов, но переговоры не удались. Конечно, они и не могли удасться — Болотов и стоявшие за ним россияне, не скрываясь, вели дело к вооруженному конфликту.

27 апреля было объявлено о создании «Луганской народной республики», а двумя днями позже вооруженные сепаратисты захватили областную администрацию, управление МВД, студии местного телевидения и приступили к разоружению находившихся в Луганске подразделений внутренних войск и армии. Референдум о самоопределении они назначили на 11 мая. По удивительному совпадению, другой «народ Донбасса», донецкий, в это же самое время переживал практически такие же события и выбрал ту же дату.

В те дни я много колесил по области и замечал постепенные изменения. Прежде всего, исчезли патрульные машины — после нескольких нападений милиция растворилась в воздухе. Вместо нее на улицах и дорогах появились первые блокпосты. Стоявшие на них ополченцы с георгиевскими ленточками старательно досматривали машины и задерживали «подозрительных». Случалась и стрельба, появились первые жертвы.

Разумеется, деятельность сепаратистов не ограничивалась выставлением блокпостов и захватом административных зданий. В 2014 году Луганская область делилась на преимущественно индустриальный юг и преимущественно аграрный север. В промышленных городах, Рубежном или Алчевске, «Армия Юго-Востока» без труда нашла источник пополнения в местных люмпенах, но к северу от Луганска сепаратистам приходилось прибегать к иной тактике. В апреле-мае хорошо подготовленные агитбригады разъехались по области организовывать «народные сходы».

Вспоминается, как это происходило в Станице Луганской. Несколько автобусов с транспарантами и символикой российской ЛДПР, телеоператоры, звуковая аппаратура и вооруженная охрана от «Армии Юго-Востока». На профессионально оборудованной сцене зажигательно выступает оратор: «Хотите, чтобы богатствами наших недр распоряжались мы сами, казаки-станичники?!» «Уж это да, конечно, желаем!» — гудит «народный сход» из приехавшей на автобусах массовки и сотни-другой зевак, собравшихся на центральной площади в разгар рабочего дня. Давая толпу крупным планом, работали операторы и фотографы.

Параллельно с этим происходил повсеместный разгром «Батькивщины» и прочих организаций, несовместимых с болотовской «государственностью». Сценарий был один: в региональные офисы врывались вооруженные люди, который избивали сотрудников, часто забирая их для «разбирательства». То же самое происходило и с местными общественниками, известными своими проукраинскими взглядами. Именно тогда появилось печально знаменитое выражение «отправить на подвал», то есть в областное управление СБУ, куда первоначально свозилась большая часть пленных.

Впоследствии таких подвалов стало очень много.

В первых числах мая пала и луганская твердыня «Батькивщины» — ее захватили боевики, один из которых зачем-то был вооружен устрашающего вида гранатометом. Вскоре после этих событий штаб губернатора Веригиной перебрался в Сватово. Все это время Ирина Константиновна получала от своих сотрудников информацию о быстро ухудшающемся положении, но, по ее собственному признанию, повлиять на ситуацию не могла — Киев не проявлял к Луганску видимого интереса.

О какой-либо нормальной предвыборной деятельности речи уже не шло, и мои поездки по области принимали все более рискованный характер. Въезжая в какой-нибудь Новоайдар, я не мог заранее знать, под чьим контролем он находится, а общение со стоявшими на блокпостах ополченцами требовало знания психологии. К задержанию могла привести даже неправильная музыка в машине, и только самоуверенность молодости позволяла мне пренебрегать опасностью.

Конечно, это было глупостью — на дорогах то и дело звучала стрельба, а однажды я всего на полчаса разминулся с отрядом ополченцев, принявших гражданские автомобили за наступающего врага. В этом «бою» от шальной пули погибли жена и ребенок молодого врача — коллеги моей жены.

25 мая в Украине прошли президентские выборы, победу на которых одержал Петр Порошенко. Распрощавшись с нашим сватовским Кобленцем, я отправился домой, счастливо проехав блокпосты казаков, ополченцев и одного уголовного авторитета, чьи люди захватили мост и обложили данью ехавшие в Луганск грузовики.

Разумеется, они тоже боролись за «народ Донбасса».

Новые луганские

Атмосфера в Луганске была гнетущей — после «референдума» 11 мая сепаратисты окончательно отказались от всякого декорума. Сам референдум, разумеется, не имел ничего общего ни с украинским законом, ни с реальным волеизъявлением людей. Не был он, однако, и делом нескольких сотен человек. Я не знаю, конечно, ни цифр явки, ни количества действительно поданных за «народную республику» голосов, но вот пара свидетельств. Один мой знакомый, убежденный сторонник «русской весны», отправился на участок с паспортами всех своих родственников, чтобы поддержать «молодую республику». А бывшая активистка «Партии регионов» поступила еще решительнее — «проголосовала» всем имевшимся у нее списком избирателей.

Так или иначе, поддерживаемое насилием активное меньшинство существовало. Конечно, эти люди голосовали не за подступавшее уже царство террора всевозможных атаманов, а за «мирное вхождение» в состав России, но получили они именно первое. На улицах боевики со стрельбой останавливали понравившиеся им автомобили, тут же реквизируя их для нужд «вооруженных сил ЛНР». Пытавшихся спорить без лишних слов отправляли «на подвал», откуда возвращались не все.

Распространенной практикой стали доносы — сосед сводил счеты с соседом, и «на подвал» попадали даже далекие от публичной политики люди. Владелец тренажерного зала, бывший афганец, в разговоре с посетителем скептически отозвался о заявленных Болотовым перспективах превращения Луганска в маленькую Швейцарию — задержание, побои, выкуп. Профессор истории имел неосторожность публично отмежеваться от новой власти — и следующие несколько месяцев провел под арестом в расстрельном списке, как ему любезно сообщил «следователь», представившийся сотрудником российской ФСБ. Известную в Луганске радиоведущую и ее мужа боевики попросту убили, обвинив в симпатиях к «киевской хунте»; супруги держали несколько собак — ополченцы убили и их.

Открылись тюрьмы — и осужденный за убийство собственной матери наркоман шумно отпраздновал свадьбу, въехав с молодой невестой в чужой дом. Он мог себе это позволить — рядовой «командир Новороссии», выросший на той же улице, что и я. Но что он — люди с именами добивались большего. Например, бывший милиционер и садист Александр Беднов разместился в центральных корпусах моей альма-матер — Восточноукраинского национального университета имени Владимира Даля. Бандиты превратили его в застенок, где занимались вымогательством и пытками.

Беднов был не одинок. Жизнью Красного Луча распоряжался полуграмотный «атаман» Сергей Косогор, контроль над Стахановым установил истеричный «казачий генерал» Павел Дремов, а в Лисичанске хозяйничал рядившийся под Че Гевару Алексей Мозговой. Они могли бы показаться комическими персонажами, если бы не сумели захватить власть.

Им это удалось благодаря тому, что за все время «русской весны» ни Болотов, ни его подручные не встретили отпора со стороны тех, кто присягал защищать народ Украины от вооруженных бандитов. Неизвестно, что мешало Киеву хоть как-то скоординировать расположенные в Луганске и области подразделения милиции, внутренних войск и армии, но в конечном счете каждый поросенок дожидался Серого Волка самостоятельно, без какого-либо взаимодействия с остальными силовыми хрюшками.

Поэтому их и захватывали с необыкновенной легкостью, после нескольких выстрелов в воздух. Только однажды в Луганске болотовцы встретили отпор — 2 июня находившиеся на квартале Мирном пограничники открыли по боевикам ответный огонь. Тогда ополченцы изрядно струхнули, а не знавший что ему делать Киев поднял в воздух авиацию. Бесцельно полетав над Луганском, один из самолетов, видимо, нанес удар по бывшей областной администрации, убив «министра здравоохранения ЛНР» и еще несколько человек. Это было и глупо, и бесполезно, зато дало российской пропаганде прекрасный материал.

Как же, ракетами — и по «мирному протесту».

К началу лета в Луганске находилось уже довольно много россиян, среди которых заметно выделялись уроженцы Кавказа. У ополченцев вдруг появились бронетехника и артиллерия. Неподалеку от нашего дома разместилась БМП, которая в один из июньских дней расстреляла проезжавший мимо автобус. Погиб случайный прохожий, пассажирка лишилась кисти руки — девушка работала педиатром в одной из городских больниц. Что привиделось экипажу боевой машины, неизвестно. Это были дни, когда еще держались окруженные в луганском аэропорту украинские десантники.

Случались инциденты, похожие на постановку. В свое время уже отправленный в отставку Болотов рассказал, что летом 2014 года Луганск обстреливал батальон «Заря», которым тогда командовал Игорь Плотницкий, занявший впоследствии место лидера ЛНР. Эти слова тогда подтвердили и несколько других отставных бойцов «народной милиции», после чего Болотов скоропостижно скончался. В связи с этим вспоминается такой случай. Однажды я оказался неподалеку от серии взрывов, случившихся в районе автовокзала. Не прошло и нескольких минут, как на месте обстрела появилась съемочная группа российского телевидения, немедленно приступившая к работе.

Бывают, однако, журналистские удачи.

***

В июле город почти опустел, на улицах встречались испуганные домашние животные и редкие пешеходы, прислушивавшиеся к звукам стрельбы. На автомобилях передвигались в основном ополченцы, а иногда по улицам проезжали колонны бронетехники с сидевшими на ней солдатами, одетыми в одинаковую, без нашивок форму. Откуда они могли взяться? Уж точно не из края шахтеров и трактористов.

Наш мир сузился, став совсем простым: надо было достать продуктов, собрать аптечку, запастись водой. Звонок журналистки с киевского радио, раздавшийся в те июльские дни, прозвучал для меня как с другой планеты. Выслушав мой сбивчивый рассказ, она спросила: «Но почему же люди не выходят на протесты?»

И в самом деле — почему?