На протяжении последнего месяца нефтяной рынок испытывает шок из-за пандемии коронавируса и развала сделки ведущих производителей мира. Youtube-канал Newsader специально для издания Cyprus Daily News провел интервью с экспертом консалтинговой группы Rusenergy Михаилом Крутихиным, который рассказал, каковы перспективы сырьевого рынка, и как сложившаяся ситуация отразится на российских нефтяниках.
Александр Кушнарь: Михаил, во время последней встречи стран ОПЕК+, которая состоялась в начале марта, Россия отказалась снижать добычу нефти и развалила сделку, которая действовала с 2016 года. Теперь, спустя месяц, Владимир Путин объявил, что готов поучаствовать в сокращении объемов добываемого сырья, общий размер которого составит до 10 миллионов баррелей. Что изменилось для Москвы всего лишь за четыре недели?
Михаил Крутихин: Изменения касаются более резкого падения цены нефти, чем предусматривали в Москве. Тоесть продажа российской нефти стала не просто невыгодной: она отрицательная. Запасы наличности у России стали опустошаться гораздо быстрее, чем предвидели, и положение может оказаться катастрофическим, если на российскую нефть не будут находиться покупатели, и если российские компании начнут останавливать производственную деятельность. Поэтому в каком-то отчаянии уже было высказано предположение, что можно возобновить какое-то соглашение – картельный сговор с Саудовской Аравией, – но только в том случае, если к нему присоединятся американцы. То есть, как сказал Путин, все участники рынка.
Я предполагаю, что тут двойной смысл. У Путина, вероятно, умные советники: они могли бы ему подсказать, что в Соединенных Штатах Америки существует законодательство, запрещающее картельный сговор, и поэтому американцы ни в коем случае не примут участие в такой координации деятельности. Тем более что американские компании выступили с требованиями отказаться от всяких подобных фокусов и не содействовать ограничению добычи нефти внутри Америки.
А.К.: После развала сделки ОПЕК+ котировки Brent держатся почти месяц на рекордно низких отметках, и Москве это совершенно невыгодно. На что рассчитывали в Кремле, когда хлопнули дверью перед лицом саудовцев?
М.К.: Насколько я знаю, до принятия окончательного решения о резком выходе из сделки ОПЕК+ 12 февраля состоялось совещание правительства с участием нефтяных компаний, на котором обсуждались разные варианты. Один вариант – это: давайте подождем и попросим саудовцев продолжать сотрудничество на тех же условиях, которые были раньше, а если саудовцы начнут требовать дополнительных сокращений добычи, то тогда хлопнем дверью и покинем эту организацию.
Все нефтяники высказались за первый вариант, и только один Игорь Сечин – представитель Роснефти – высказался за вариант номер два. Когда принималось окончательное решение, 1 марта на совещании в аэропорту Внуково-2 фактически свои аргументы излагал Сечин, а остальные нефтяники либо кивали головами в знак согласия, либо молчали, поскольку Сечин говорил именно то, что хотел услышать Владимир Путин. То есть: если Россия резко выйдет из этого альянса, то она победит конкурентов в лице Саудовской Аравии и Соединенных Штатов и покажет, кто в доме хозяин и кто великая энергетическая держава.
Аргументы были такие. Первое: у саудовцев денег хватит примерно на два с половиной года, поскольку у них большие расходы, и требуются большие цены на нефть для бюджета – что оказалось неверным. Второе: американцы уже к концу года начнут сдаваться, вся сланцевая нефть умрет, а мы будем на коне. Третье соображение: во-первых, в России огромные денежные запасы, которые позволят продержаться весь этот трудный период – два-три года; во-вторых, нефтяные компании тоже накопили большие денежные запасы в период высоких цен и готовы на увеличение добычи, на освоение ресурсов, где себестоимость добычи – не выше 20 долларов за баррель. И, самое главное – это, конечно, аргумент, что Россия покажет себя как великая держава, что и перевесило все другие аргументы.
Было принято решение: выходить, причем выходить в самый ответственный момент, чтобы удар был больнее. А тут – падение цен на нефть, тут полная неразбериха, угроза заполнения всех хранилищ, некуда нефть девать. Так происходили события.
А.К.: Теперь, как я понимаю, нефтедобытчики на видеоконференции намерены решить вопрос о новых сокращениях производства. Как вы полагаете, какой из мировых производителей окажется наиболее пострадавшей стороной в случае достижения договоренности?
М.К.: Не исключено, что это телевизионное совещание вообще не соберется, потому что обсуждать в принципе нечего – после заявлений Путина, который обвинил во всем не себя, а саудовцев, что это они прекратили сотрудничество с ОПЕК+. Это было ложью. Саудовцы очень обиделись: сотрудничество с Россией у них никах не получается. Они сказали, что это – фальсификация фактов. Дословное выражение. Так с арабами на Ближнем Востоке не обращаются. Это была полная некомпетентность России в вопросе ближневосточной политики.
Это первое. Второе. О каком вообще союзе может идти речь, если у нас есть Соединенные Штаты, где президент Трамп высказался: неплохо было бы всем, кроме Америки, сократить добычу на 10, а то и 15 миллионов баррелей в сутки. Затем он встретился представителями нефтяной промышленности, которые ему на пальцах показали, что такие вещи не делаются, и что они требуют, чтобы никто не накладывал ограничения на добычу нефти: это и невозможно, поскольку нет такой власти у федерального правительства и Белого дома, а цена на рынке такая, что у них должна быть полная свобода. А если уж накладывать на кого-то ограничения, то на саудовцев и на русских – тогда все будет очень хорошо для американской промышленности. Трамп был вынужден с этим согласиться.
Сейчас у нас в роли самоустранившегося от любых сговоров – это Россия, которая поругалась с саудовцами и, в общем-то, не поняла американской ситуации, где нефтяные компании объяснили президенту, что надо делать. То есть в проигрыше оказалась как раз российская нефтяная отрасль.
Надо ожидать падения нефтяных цен, в результате чего отрасль будет работать себе в убыток довольно длительное время, а она не может себе этого позволить. Мало того, от российской нефти будут отказываться – не исключены санкции: на это намекали американские нефтяники, и российские нефтяники будут вынуждены постепенно, но активно сворачивать свою производственную деятельность, то есть сокращать добычу нефти и разработку запасов. Ничего хорошего России в этой ситуации не светит.
А.К.: Есть ли у Вас понимание, с каких уровней стороны будут отсчитывать возможное снижение добычи в случае гипотетической сделки?
М.К.: Если мы будем рассуждать, от каких уровней что тут обрезать, это будет как в том старом анекдоте у Чехова в «Записных книжках»: потел ли больной перед смертью? Потел – значит, все хорошо. То есть сейчас у нас на рынке примерно на 25 миллионов баррелей в сутки больше предложение, что спрос. Такой колоссальный навес предложения над спросом никакими соглашениями на 15 миллионов баррелей – которые, в общем, и невозможны – нельзя погасить. Во-первых, Россия вообще никак не может сократить добычу и поучаствовать в этих усилиях. Россия по техническим, логистическим, организационным причинам не может сократить добычу, а затем быстро поднять так, чтобы потом не пришлось потом вкладывать гигантские деньги в ее восстановление.
Поэтому Россия вообще не игрок. Россия – импотент в этом раскладе каких-то гипотетических сделок по сокращению добычи. Россия выведена за рамки такого возможного соглашения. Три года подряд она на словах поддерживала ОПЕК+, говоря, что она сокращает добычу. Посмотрите на статистику: каждый год Россия наращивала добычу, а не сокращала. Три года вранья. Если сейчас она опять рассчитывала обойтись враньем вместо того, чтобы сокращать добычу, то все равно это не вышло бы: посмотрите, какой навес предложения над спросом. Изменить эту ситуацию каким-то сокращением добычи невозможно ни для Саудовской Аравии, ни для американцев, ни для Российской Федерации.
А.К.: Тем не менее, мы видим, что финансовые рынки отреагировали достаточно оптимистично.
М.К.: Мы видим финансовый рынок, который начитался твитов Трампа. Трамп объявил, что возможно сокращение на 15 миллионов баррелей в сутки, а потом поправился и сказал, что сделка будет происходить без участия американцев. Финансовый рынок – это не рынок нефти. Рынок нефти на это никак не отреагировал. Нефть в тот день шла по той же цене, по которой она шла в предыдущий день. Тогда взлетели котировки июньских фьючерсов, а фьючерс – это финансовый инструмент, это бумажка, а не реальная цена нефти. Когда эта котировка взлетела до 33 долларов за баррель в июньском фьючерсе, настоящая нефть шла по 15 долларов. Не путайте финансовый рынок с нефтяным.
А.К.: То есть фактически мы имеем дело с ситуацией, при которой ни один из игроков не готов понижать уровень добычи?
М.К.: Никто и не собирается это делать. Россия не может физически, власти Соединенных Штатов не имеют таких полномочий, а саудовцы заинтересованы в том, чтобы, пока цены невысокие, отбить рыночные ниши у всех конкурентов – и посредством огромных скидок, и путем огромных объемов доступной им нефти.
А.К.: Каковы перспективы американских сланцевых производителей при таких условиях?
М.К.: Все нормально у сланцевых производителей. Когда мы пишем: вот, сланцевая компания обанкротилась – это иллюзия российского руководства, которое думает, что банкротство – это как в романах Теодора Драйзера: бизнес прекращен, все ушли. На самом деле когда крупная американская компания объявляет о банкротстве, оно предполагает реструктуризацию и реализацию кредитов по микроскопической стоимости. Компания остается в деле, бизнес продолжается, просто он – в тяжелом финансовом положении, поэтому принимаются меры для его оздоровления либо меняются владельцы. Бизнес-то не исчезает.
Это первое. Второе: весь сланцевый бизнес в Америке – это меньше одного процента от валового внутреннего продукта. Когда американское руководство, законодатели и администрация приняли решение о выделении двух с лишним триллионов долларов для поддержания экономики во время пандемии коронавируса, то уж выделить из этих средств несколько миллиардов долларов для того, чтобы поддержать жизненно важную отрасль – это совершенно определенно будет сделано. Не надо хоронить американскую сланцевую отрасль.
А.К.: Однако есть сведения, что на большинстве сланцевых месторождееий в США себестоимость добычи выше нынешних мировых цен.
М.К.: Да, все правильно, она выше, но пока можно спокойно работать. Это первое. Второе: сейчас в Соединенных Штатах год выборов. Для Трампа очень важно, чтобы цена на топливо и энергоносители была на низком уровне. Это его плюс на выборах, поэтому он сделает все, чтобы эти цены были низкими. Это ему сейчас выгодно, так что пока все в порядке, а потом можно будет что-нибудь сделать, чтобы выправить ситуацию.
А.К.: Газета Financial Times сообщила о том, что сланцевые производители лоббируют в Белом доме введение санкций против Москвы и Эр-Рияда для того, чтобы отстоять собственные позиции на рынке. Насколько вероятен сценарий протекционизма в условиях, когда, как следует из Ваших слов, ни россияне, ни саудовцы не готовы сокращать добычу?
М.К.: Москва и не может самостоятельно снижает добычу. А вот пойдет ли Трамп на какие-то меры – это вопрос. Меры могут быть разные. Первое: саудовцев можно наказать введением тарифов или какого-то заградительного налога, а Россию можно наказать введением санкций на какие-то компании.
Да, лобби работает – тут и гадать совершенно нечего. Примут ли какое-то решение – я сомневаюсь. Скорее всего, с саудовцами будет налажено какое-то сотрудничество и взаимопонимание. Очень многое их связывает с американцами: это и вложение саудовцев в американскую экономику, а политика в Персидском заливе, и в отношении Ирана, и вообще на Ближнем Востоке, и военное сотрудничество, и много что еще – там обе стороны могут сделать массу уступок друг другу. Поэтому там, я думаю, беспокоиться нечего, тем что они уже сделали шаг в направлении координации своих действий – послали туда Викторию Коутс (старшего советника министра энергетики США – ред.). Это очень опытный переговорщик, которая занималась вопросами национальной безопасности, потом работала в министерстве энергетики. Она несколько месяцев будет координировать американо-саудовскую политику уже в Эр-Рияде. То есть там все в порядке: не надо думать, что там будут какие-то санкции против Саудовской Аравии.
А что касается России – да, тут, как я вижу, у нас это понимают и боятся санкций. Когда Роснефть резко ушла из Венесуэлы, это был шаг, чтобы задобрить американцев: вот, мы уходим, как вы хотели, мы больше не будем сотрудничать с режимом Мадуро, видите, какие мы хорошие? Поможет или не поможет – я пока сказать не могу. Я не исключаю, что могут быть введены какие-то санкции против России.
А.К.: Вы полагаете, что Россию будут выдавливать с мирового рынка нефти?
М.К.: Во-первых, низкие йены на нефть будут ее и так выдавливать с этого рынка. Второе: возможно ускорение этого выдавливания путем введения каких-то дополнительных мер американской администрацией.
А.К.: Есть мнение, что из-за переполнения нефтехранилищ Россия будет вынуждена закрыть ряд старых месторождений, работу которых – по технологическим причинам – затем уже невозможно будет восстановить. Вы согласны с этим?
М.К.: Сейчас уже есть оценка: если какая-то российская компания, работающая на старых нефтяных промыслах, выведет 40 процентов скважин временно из эксплуатации, то в будущем, судя по всему, придется восстанавливать не 40 процентов, а 70 процентов добычи. Нефтяные компании предпочли бы этого не делать. То есть, скорее всего, придется им останавливать бурение по освоению новых каких-то проектов, а старые скважины пока пусть работают. Какие-то менее эффективные, может быть, стоило бы и заглушить.
М.К.: Какова реальная цена российской нефти марки Urals сейчас?
А.К.: Нет никакой реальной цены. Цена – это столько, сколько готовы заплатить. Есть цена, которая определяется двумя агентствами – Platts и Argus. Они принимают во внимание фьючерсные цены на следующий месяц, а также показания спроса и предложения на конкретных рынках – в Роттердаме, например – и объявляют цену так называемой Dated Brent нефти. Нет такой нефти Brent: это условная нефть – смесь разных сортов нефти в Северном море, потому что месторождение реальной Brent давно уже не эксплуатируется. 1 апреля цена этой смеси Dated Brent была где-то 17 долларов 79 центов. Затем от нее идут различные скидки, например, на российскую Urals. Скидка на нее в тот день была 4 доллара 60 центов. То есть за российскую нефть тогда давали примерно 13 долларов. На следующий день, когда ситуация еще больше обострилась, российская нефть еще больше подешевела: она была 10 долларов с небольшим.
А.К.: Верно ли я понимаю, что в рамках такой логики та самая цена Urals продолжит в ближайшее время балансировать возле отметок 10-15 долларов за бочку?
М.К.: Мы не знаем. Это будет определяться по этим формулам и затем констатироваться: в этот день в Роттердаме цена такая, а в итальянском порту Аугуста цена такая. От этих зафиксированных фактов мы и будем танцевать. А гадать, какая она будет завтра – в этом абсолютно никакого смысла нет.