Олег Кудрин «Путеводитель по рашизму-путинизму». Пока к России примеряли «постколониализм» она вернулась к просто колониализму

Продолжаем читать главы из «Путеводителя по рашизму-путинизму» Олега Кудрина в публикации Укринформа.

В прошлом материале мы кратко прошлись по книге Александра Эткинда, известного российского культуролога, который работает на Западе. В ней было обещано рассмотреть Российскую империю, имперство в рамках постколониального подхода. Но итог ознакомления с довольно увлекательным текстом разочаровывал. Это было не столько аналитическое рассмотрение империи, сколько ее адвокация. Что, правду сказать, полностью соответствовало названию – «Внутренняя колонизация. Имперский опыт России».  Ведь если основная суть «имперского опыта» страны заключена в «самоколонизации», то это какая-то очень гармоничная и, в общем-то, не агрессивная империя.
С чем трудно согласиться, особенно – с учетом текущей реальности. Поэтому сегодня мы рассмотрим примеры других подходов к Российской империи, России с точки зрения постколониальных исследований. Они тоже в чем-то спорны, но кажутся более близкими к истине.
ПСИХИАТР И РЕВОЛЮЦИОНЕР ФРАНЦ ФАНОН О КОЛОНИАЛИЗМЕ
Для этого, прежде всего, нужно ознакомиться с ключевыми авторами, работами, понятиями концепции постколониализма / постколониальной теории. Конечно же, держа при этом в памяти наш случай: метрополию – Россию/Московию и колонизуемые ею территории и народы, прежде всего, Украину и украинцев.
Критическое рассмотрение колониализма, империализма в XIX – начале ХХ века чаще всего проходило в рамках марксистских, социалистических работ. Однако Советский Союз (Советская Россия) сам быстро превратился в своеобразную империю с мировыми амбициями и сделал такой подход лишь удобным инструментом, используемым в своих целях. Отчего тот был дискредитирован. Но только частично.

Франц Фанон

Франц Фанон

Франц Фанон (1925-1961), мыслитель и революционер, считающийся одним из основоположников современного постколониального подхода, был из «новых левых». В экономико-политической критике колониализма и обосновании борьбы с ним он опирался на работы Маркса и Ленина. При этом из-за воспевания насилия Фанон до сих пор чтим у радикальных деятелей. Но нам важно и интересно не это, а психологические аспекты его ключевых работ: «Черная кожа, белые маски» (1952), «Проклятые этой земли» (1961, в названии – окончание первой строчки «Интернационала», в русском переводе – «проклятьем заклейменный»).
Будучи психиатром, Фанон анализирует природу колониализма и с этой профессиональной стороны, показывая его как тотальный проект, который управляет каждым аспектом бытия колонизированных народов, их реальности. Он взаимосвязано размышляет о колониализме-расизме-языке, отдельно поясняя, что общение на навязанном языке завоевателя означает участие, вклад в цивилизацию, мир колонизаторов, и одновременно – замещение, вытеснение им своего собственного мира. (В расовом аспекте построения мыслителя для украинцев не так актуальны, но в языковом – очень и очень!).
Фанон также описывает медико-психиатрическую природу колониализма как разрушительную по своей сути. Навязывание угнетающей колониальной идентичности вредно для психического здоровья коренных народов, поставленных под контроль. В результате физического и психического насилия над колонизированным населением достигается его дегуманизация, и одновременно этому народу прививается рабский менталитет. Поэтому туземцы должны яростно сопротивляться колониальному подчинению.


«ОРИЕНТАЛИЗМ» – РАБОТА, ПЕРЕВЕРНУВШАЯ ВОСПРИЯТИЕ ТЕМЫ
Чрезвычайно важным, фундаментальным трудом для последующих постколониальных исследований стал «Ориентализм» (1978) американского культуролога палестинского происхождения Эдварда Саида (1935-2003). В этой работе слову «ориентализм» дано новое наполнение. По версии Саида это европейское изобретение, западная идея колонизуемого Востока в парной оппозиции «мы – они», предвзятый взгляд на него, который основывался на установках западного сознания. Такое тенденциозное восприятие Востока находилось в тесной связи с политическими решениями в отношении него, влияло на их принятие в метрополиях.
С другой стороны эта же культурная концепция «Востока», по мнению Саида, позволяла европейцам подавлять народы Ближнего Востока, Северной Африки, Индийского субконтинента и Азии в целом, мешая их самовыражению, представлению себя как отдельных народов и культур. Таким образом, ориентализм объединил и свел незападный мир к однородной культурной единице, известной как «Восток». Такая ориенталистская парадигма «мы и они» служила колониальному империализму, позволяя европейским ученым представлять восточный мир как более низкий, отсталый, иррациональный и даже дикий – в отличие от Европы, которая считалась превосходящей, прогрессивной и рациональной. (На нашем примере в этих построениях можно найти прямые аналогии для другого варианта пары «мы и они»: «великая русская культура» – разнообразные «нацмены» окраин и украин).
В терминах того времени «ориентализм» описывал способ общения «Первого мира» (метрополий) с «третьим миром» (колониями). Но при этом Саид не включал в эту схему «второй мир» (социалистический лагерь, управляемый из Москвы). Более того, в одной из фраз рядом с традиционным «Востоком» в предвзятом отношении «Запада» он назвал и «Россию». Но разово, не развивая эту тему дальше.

Гомі Бгабга
Книга Саида не просто имела успех, но оказала огромное влияние на дальнейшие размышления по этой теме! Среди последующих авторов, внесших большой вклад в «постколониальные исследования» можно выделить, к примеру, таких, как Гаятри Спивак (род. 1942) – «Может ли подчиненный говорить?» (1988)»; Хоми Бхабха (род. 1949) – «Нация и нарратив» (1990), «Локация культуры» (1994). Но их более сложные построения требуют отдельного и довольно долгого рассмотрения. Так что в рамках нашего короткого экскурса вернемся к Эдварду Саиду.


«ТРУБАДУРЫ ИМПЕРИИ» ЭВЫ ТОМПСОН – ПОПЫТКА НОВОГО ВЗГЛЯДА
Из того, что «Ориентализм» произвел большой переполох в гуманитарной сфере, не следует, что эта книга была безупречной и строго доказательной. Ее упрекали во многом – к примеру, в слабой аргументации, в том, что во многих случаях не приведены конкретные примеры. Критиковали за то, что книга написана на материале Французской и Британской империи, без учета немецкого ориентализма. И, кстати, без совершенно особого взгляда европейцев на такую восточную страну, как Япония.
Да, критиковать «Ориентализм» было за что. Но книга написана так страстно и сильно, что звала думать, сопоставлять – и избавляться от стереотипов. При этом особенно продуктивным оказался сам подход – описание предубеждений тех, кто богаче и сильнее – к остальным. К примеру, в случае уже с самой Европой, к тем, кто находится в ней восточнее и южнее. Так в 1990-х годах появились концепции «вложенных ориентализмов/колониализмов/балканизмов». Правда, и при таком варианте в качестве источника высокомерных стереотипов рассматривалась только Западная Европа, ее, так сказать, классические имперские метрополии. Россия же (тоже империя) оказывалась в стороне. А иногда даже изображалась исключительно жертвой ориенталистики предубежденного взгляда со стороны Европы.
Но в любом случае, подобное расширительное толкование ориентализма и постколониализма, в гуманитарном научном смысле было полезным. И, конечно же, в его русле должен был появиться подход, в котором «грех метрополии» рассматривался бы в приложении к Российской империи. Так в 2000 году вышла книга американской исследовательницы польского происхождения Эвы Маевской Томпсон (род. 1937) «Имперские знания: Русская литература и колониализм» (2000). В польском и украинском издании – «Трубадуры империи».

Томпсон впрямую прикладывала все подходы постколониализма (используя, прежде всего, работы Саида, Спивак, Бхабхи) к России и дальше – с учетом этого – выборочно рассматривала русскую литературу XIX и ХХ веков. Работа польско- американской исследовательницы имела резонанс на Западе, особенно в Польше. Но более важным и шумным оказалось ее издание в Киеве (2006).

Толстой - бог. Шарж
СЛАЖЕННЫЙ ОТПОР ЗАПАДУ ОТ РОССИИ, ВСТАЮЩЕЙ С КОЛЕН
Вот тут уж зубодробительный отпор последовал незамедлительно – из России, разумеется. По линии Лермонтова и Пушкина русскую литературу от Эвы Томпсон бросился защищать Кирилл Резников – в работе «Русское самосознание как предмет исследования в университетах США». По линии «Войны и мира» это сделал более известный литератор, нечастый, но участник пропагандистских программ «Вечер с Соловьевым» Игорь Волгин – в статье «Лев Толстой как зеркало ….. (нужное вписать)».

Ігор Волгін
Скажем честно, «Трубадуров империи» есть за что критиковать (как и книгу Саида). Иногда приведенные ею примеры – слишком избирательны и случайны, некоторые обобщения слишком смелы. Но критика Резникова и Волгина направлена в первую очередь не против этого, а против самого подхода – рассмотрения России (и прошлой, и нынешней) как империи, а русской литературы – как имперской.
Вот, к примеру, Резников цитирует следующие слова Томпсон, достаточно банальные: «Таким образом, понятие воссоединения трех восточнославянских народов, выдвинутое российскими идеологами в XVIII в., было изобретением конца XVII столетия, а не неотъемлемой частью восприятия московитов в XV и XVI столетиях».
Далее – внимание! – слова разоблачителя Резникова: «Подобная позиция является калькой трудов польских историков-русофобов; с ними Эва Томпсон, урожденная Маевска, поддерживает самые тесные рабочие и дружеские контакты».

Томпсон Ева

Томпсон Ева

Э-э-э, батенька, да тут целый заговор против вечной святой идеи «воссоединения трех восточнославянских народов»! Но благодаря бдительности и острому перу российского литературоведа русофобы разоблачены и посрамлены.
В тексте Волгина также чувствуется непередаваемый аромат путинской атмосферы времен «вставания с колен»: «В нынешний, переломный для России момент (2007-й, — ред.), когда решается её историческая судьба, для тех кругов Запада, которые скрытно или вполне откровенно страшатся её физического и духовного возрождения, важно доказать: независимо от социального строя имперское сознание является постоянной и доминирующей российской чертой».
Ну, вы поняли, по версии матерого гуманитария Волгина, в исследовании Томпсон виноваты не какие-то там мелкие «польские историки-русофобы», а глобально – сам Запад, если и не весь, то его «круги». Ну и оставим в стороне ту очевидность, что Россия и россияне сами регулярно доказывают, что «имперское сознание является постоянной и доминирующей российской чертой».
ПОСТКОММУНИЗМ=ПОСТКОЛОНИАЛИЗМ? ДА. НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Отдельно нужно отметить, что в 2000-е годы в спорах и дискуссиях начало складываться целое направление исследований, которое пользуясь наработками концепции постколониализма, рассматривает в качестве империи как Советский Союз, так и весь контролируемый Кремлем «социалистический лагерь». А почему нет? Военное вторжение – было, эксплуатация человеческих и природных ресурсов – тоже, насилие над местной культурой, ее урезание, системные усилия по перевоспитанию местного населения в духе имперского языка – несомненно.
Вот, к примеру, 460-страничный сборник эссе от 15 ученых, составленный Виолетой Келертас в книге «Балтийский постколониализм» (2006). Здесь, с учетом работ Фенона и Бхабхи, рассматривается литература Эстонии, Латвии и Литвы. И это очень показательный пример – поскольку эти страны испытали на себе сразу несколько волн российской/советской оккупации и колонизации.
А вот 350-страничный сборник из 14 материалов под редакцией Януша Корека «От советологии к постколониальности: Польша и Украина с постколониальной точки зрения» (2007). И здесь страны выбраны неслучайно – близкие народы, соседи, но имеющие разные исторические модели существования. Украина, которая по восходящей стремилась и стремится вырваться из имперских оков, и Польша, в имперской синусоиде которой статус метрополии сменялся статусом доминиона, колонии. Обратите также внимание, как удачно в этих двух примерах были выбраны объекты для научного рассмотрения. Ведь сегодня именно эти пять стран являются главными врагами имперского Кремля.
Интересен также выпуск «Журнала постколониального писательства» (Том 48, 2012). Заголовки оттуда очень показательны, вот некоторые из них: «О колониализме, коммунизме и Центрально-Восточной Европе», «Призраки преследуют: посткоммунизм и постколониализм», «Постсоциалистический ≠ постколониальный? О постсоветской мнимой и глобальной колониальности», «Запоздалые союзы? Прослеживая пересечения между постколониализмом и посткоммунизмом», «Секрет Андруховича: возвращение колониального смирения».
Как видим, коммунистическая/социалистическая/советская система тут впрямую рассматриваются именно как вариант колониализма. Причем рассматривается не однозначно, а придирчиво, критически, с сомнениями, как и должно быть в гуманитарной науке. Важно отметить, что такой подход сложился как раз к 2013- 2014 гг., когда начиналась российско-украинская война. Пусть тогда еще только гибридная, но уже абсолютно колониальная – с целью приструнить бывшую колонию.


ПОСТКОЛОНИАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ИМПЕРСКОЙ РОССИИ – ЕСТЬ
Возвращаясь к «Имперским знаниям/Трубадурам империи» Эвы Томпсон, нужно отметить, что в 2014 и 2022 годах были совершенно естественные всплески интереса к ее работе. Так что эту книгу, сейчас переиздаваемую в Украине, стоит читать. По крайне мере – для вхождения в тему. Чтобы если и критиковать, то уточняя детали и развивая конструктивные тезисы, а не с российско-имперских позиций огульного отрицания.
Ну и, конечно же, полезно опираться на другие приведенные тут работы. Поскольку солидный научный задел для рассмотрения «Российской империи – СССР – современной России» с точки зрения постоколониальных исследований есть. Более того, сейчас, в ходе полномасштабной российско-украинской войны – это вызов времени. Когда другие империи свое отжили, эта, Российская империя, маскирующаяся под Российскую Федерацию, ведет агрессивную имперскую войну. При этом обосновывает ее в духе XVIII – XIX веков. В этом, кстати, есть своя уникальность, поскольку происходит попятное движение от «постколониализма» к собственно «колониализму».
Стоит также отметить позитивную динамику научного процесса. В 2000 году первооткрывательница темы Томпсон писала: «Лишь тот факт, что в западных университетах практически отсутствует дискурс о российском империализме, даже в постколониальные времена, свидетельствует о степени успеха в риторике, которого достигла Россия».

В этом ситуация теперь совершенно иная. Но что касается другого утверждения Эвы Томпсон, то все остается, как было:

«Предоставление Гаятри Спивак или Хоми Бхабхе возможности формировать ответ западных научных кругов на западный империализм равнозначно приглашению, скажем, поляков или литовцев к чтению лекций студентам российских университетов о российском империализме. То, что такой проект невозможно даже представить, свидетельствует о разнице между относительной открытостью западного дискурса и постоянным избеганием постколониального дискурса самими учеными и интеллектуалами в Российской Федерации».

Что важно, такое избегание «постколониального дискурса», полноценного, а не имитационного, как у Эткинда, в значительной степени, характерно не только для тех, кто остался в репрессивной, полицейской России, но и находится в эмиграции. Увы, это слишком дискомфортный подход, требующий слишком глубокой переоценки. Удобней и проще видеть себя, русский народ, лишь одной из жертв имперской «внутренней колонизации».
В следующий раз мы рассмотрим элементы расового подхода, расизма – в Российской империи и далее вплоть до Эрэфии. А также то, почему в работах гуманитариев это оказывались в тени.
(Продолжение следует)
Олег Кудрин, Рига